Фаталити. Цена его успеха

Я захожу в актовый зал. Вижу Ираклия, который сидит ко мне спиной и что-то увлечённо смотрит на ноутбуке. Он не слышит, что я вошла, слишком увлечён просмотром. Я направляюсь к нему, но замираю на месте, когда вижу на экране то, что никогда не видела раньше – запись с Блэкпульского фестиваля. Того самого, где оборвалась моя танцевальная карьера. Ираклий смотрит видео на перемотке, сосредоточенно следя за действиями на экране.

Склеенное сердце вновь начинает трескаться, когда вижу наш танец, который стал для меня роковым и последним. Хочу сдвинуться с места, подбежать, разбить ноутбук, раскричаться на Ираклия, чтобы не лез туда, куда я его не впускала. Но стою, как вкопанная, и слежу за действиями на экране. Даже через монитор я вижу свой потерянный взгляд. Вижу страх в глазах Дениса, когда он понимает, что я не сгруппировалась и неправильно прыгнула. Вижу, как падаю и ударяюсь спиной об паркет. Ираклий тут же дёргается, когда видит моё падение. Дальше я слышу свой истошный крик, когда на ногу наступает другая танцовщица.

С глаз начинают предательски течь слёзы. Будто бы вновь проживаю то мгновение. А говорят время лечит. Как оказалось, когда дело касается любви и боли размером с черную дыру, время теряет свою силу.

Ираклий не досматривает дальше. Закрывает экран и откидывается на спинку сиденье, схватившись за голову. Я протираю слёзы с лица,

— Понравилось? – наконец, прорезается мой голос.

От неожиданности, он резко оборачивается и смотрит на меня испугано. Очевидно, он даже не почувствовал, что уже давно находится не один.

Он встаёт с места и подходит ко мне.

— После этого появился протез в спине? – спрашивает осипшим голосом, не сводит глаз с моих.

— Да, – стараюсь ответить спокойно.

— Почему мне никто об этом не сообщил?

— А кто должен был?

— Алексей, Тамара, на худой конец – ты! – отвечает нервно.

Я начинаю истерично смеяться. Не потому, что весело, наоборот – дико больно. Тогда я так сильно ненавидела его и его пассию, что он был последним человеком во всей галактики, которому мне хотелось бы звонить.

— Что? Что смешного?

— Да нет, ничего смешного, – отвечаю ему. – Ты тогда был очень занят новыми отношениями. Никто не хотел тебя беспокоить.

— Отношениями? – он смотрит непонимающе.

— Не помнишь, как начал встречаться с дочерью продюсера? – напоминаю саркастично. – Помню те новости. Фотографии были красочными. Счастливый такой – обнимал и целовал новую возлюбленную.

Он хмурит брови, не понимает, о чём я говорю.

— Ираклий Дадиани, новый артист лейбла «Raven» был замечен за объятиями с дочерью своего продюсера Вальтера, – цитирую заголовок шестилетней давности.

До сих пор помню каждую букву тех новостей, каждую фотографию.

— Причем здесь всё это?

— Посмотри дату выхода этих новостей. Сравни с датой фестиваля. И получишь ответ на свой вопрос.

Он решает не тянуть. Достаёт из кармана телефон. Вбивает в поиске слова, которые я только что озвучила. Открывает одну из статей и, увидев фотографии, тут же вспоминает, о чём я говорю.

— Один и тот же день, – констатирует он.

Он поднимает взгляд на меня. Пытается всё переосмыслить.

— Только не говори, что ты из-за этого запорола весь последний танец? – он указывает на свой телефон, где продолжает высвечиваться треклятая статья.

Глаза наполняются слезами. Этот разговор даётся мне тяжело. Внутри всё надрывается. Словно хожу по краю обрыва во время урагана.

— Как оказалось, я не готова была увидеть тебя с другой, – вырываю слова из себя.

Хочу быть искренней хотя бы немного. Невозможно вечно притворяться другой рядом с ним.

Он подходит ближе, сокращая расстояние до опасного. Я вижу в его глазах ужас и влагу.

— Это был пиар, Илиана! – тяжело дыша, произносит он. – Долбанный пиар-ход перед выходом первого альбома.

— Что, прости?

— Это была просто постановка! – с надрывом произносит он.

До него, как и до меня доходит осознание того, что из-за фикции сломалась моя карьера. Сломалась я.

С уст вырывается отчаянный смешок. А с глаз вытекают слёзы. Ираклий не сводит с меня взгляд.

— Блять, Илиана…

Я вижу, что его ломает так же, как и меня.

— Чья-то карьера шла в гору, кто-то же пошел на дно. Закон равновесия, – стараюсь говорить безразлично, но голос дрожит от боли.

Он берет моё лицо в свои руки, аккуратно протирает слёзы с глаз.

Еле стою на ногах. Хочется плакать навзрыд.

«Это был всего лишь пиар. Пиар, Илиана! Зачем ты полезла в телефон в тот день? Вся жизнь могла сложиться иначе!» – кричал рассудок в отчаянии.

Руки Ираклия отпускают моё лицо и медленно скользят вниз по спине. Выгибаюсь от его прикосновений. Его пальцы пускают электрический разряд по коже. Забирают в свою власть.

Он опускается всё ниже и останавливается, когда наощупь находит шрам. Накрывает его рукой и замирает.

Чувствую его дыхание над своим ухом.

— Этого не должно было случиться, – шепчет еле слышно. – Я должен был быть рядом с тобой.

Его слова причиняют невыносимую боль. Я стараюсь усмирить изнывающее сердце, взять себя в руки, перестать плакать.

«Ты ужасно слабая!» – презренно заключает собственный голос.