Фата Моргана. Зов далеких планет

Побледнев, Джон, поднял ее. Он покачал головой, сжал сигарету в кулаке, намереваясь раздавить ее, но, передумав, аккуратно положил обратно на журнальный столик и молча отвернулся от жены.

— Ну? Что ты застыл, как истукан? — закричала Аманда. Ты снова намерен устроить мне сцену. Валяй, не стесняйся!

— Но это же самоубийство, Аманда.

— Опять та же проповедь. Ты бы лучше попробовал закурить, чем шататься вечерами без дела.

— Ты не в своем уме. Ты не сознаешь, что все глубже увязаешь в пороке, более того — реальность кажется тебе пошлой и неинтересной. Если так будет продолжаться, ты потеряешь вкус к жизни…

— Вкус к жизни! Ты когда-нибудь спрашивал себя, почему начинают курить гипнофен? Отвечай! Ты путаешь причину и следствие, Джон. Начинают, когда вкус к жизни потерян давным-давно и всеуже поблекло, опустело и лишено смысла…

— Замолчи! — взмолился Джон. — Стыдно этим заниматься. Возможно, я изменился, не всегда внимателен к тебе. Но и ты тоже совсем не та, что раньше. И потом, я не делаю из этого драмы. Я держу себя в руках. А ты… ты… у тебя нет ни капли воли, если ты так легко прибегаешь к удовольствиям воображаемого рая.

Аманда побледнела.

— Все это ты скажи своей сестре…

— Аманда!

— Тебя послушаешь, так курить гипнофен стыдно. Это… это воображаемый рай, как ты говоришь. А что же тогда с Эдит? Разве она не поступает еще хуже, чем я? А?

— Не говори глупостей.

— Нет, это не глупости. То, что она делает — намного хуже… — Аманда быстро прошла взад и вперед по комнате, резко повернулась на каблуках и встала прямо перед встревоженным Джоном.

— Как ты думаешь, Джон, как они проводят время? — спросила она с хищным выражением лица.

— Гм… Они слушают музыку.

— Хорошо. А потом?

— Потом они разговаривают. Ты прекрасно знаешь, что Виктор может говорить.

— Не зови его Виктором, — истерично взвыла Аманда. Она замолчала, но быстро пришла в себя и добавила мягким, нежным голосом с ироничной ноткой, — таким образом, значит, они. слушают музыку, беседуют. Ты не думаешь, что они должны заниматься и другими вещами?

— Может быть. Я думаю, что он сможет также, плохо ли, хорошо ли, сыграть в покер или в шахматы…

— Какой ты наивный, Джон! Я говорю совсем о другом, о другом! Ты понимаешь меня? Джон отшатнулся от нее.

— Берегись, Аманда! Ты переходишь все границы!

— Она сама это сказала! — с триумфом воскликнула Аманда.

— Ты лжешь! Она не могла сказать тебе такое!

— Тем не менее, это правда.

— Ты, должно быть, неправильно ее поняла.

— Ничего подобного. Послушай, Эдит определенно мне в этом не призналась, но я сама все прекрасно поняла. Вчера я почувствовала это по некоторым намекам, которые только мы, женщины, способны понять. Я бы скорее умерла; чем позволила этому чудовищу прикоснуться ко мне.

— Прошу тебя, — взмолился Джон. — Прекрати говорить глупости. Она обожала своего мужа, он мертв, но она не может смириться с тем, что его не стало в ее жизни. Она может сойти с ума перед его фотографией.

— Это не фотография, — сказала Аманда, чеканя каждое слово. — То, что Эдит прячет под замком, отнюдь не фотография.

— Согласен! — радостно воскликнул Джон. — Это не фотография. Это автомат, у него в груди шестеренки. Соматический двойник — назовем его так, если ты хочешь, но для нее он Виктор, пойми ты. Мыспорили об этом уже тысячу раз. Ты, Аманда, из-за гипнофена все видишь в извращенном свете и теперь не нашла ничего лучшего, как очернить мою сестру.

Аманда пожала плечами и отошла к окну.

— Оставь меня, — сказала она хриплым голосом. — Ты испортил мне день. Поди прочь!

Ответом ей были приглушенные шаги по ковру и гневный хлопок дверью.

Аманда еще немного постояла у окна. Потолок подрагивал от тяжелых шагов Джона на террасе. Она отодвинула занавеску и посмотрела на небо, на золотую сферу заходящего солнца.

Джон очень изменился. Он уже совсем не тот, каким был раньше. Злой, резкий не только при разговоре, но и в поведении. Она, должно быть, тоже изменилась. Наверное, поэтому Джон и отдалился от нее. Кто в этом виноват? Джон? Она сама? Или обстоятельства? Она уже ничего не понимала. У нее, Аманды, слишком маленькое сердце, чтобы надеяться победить мир, в котором можно или прекратить существование в тридцать пять лет, или остаться в окружении бессчетного количества различных сервомеханизмов, которые не'позволяют вам даже пальцем пошевелить. Как, как убить время? Чем заняться? Как не умереть от скуки в этом океане вялости, изнеженности и монотонности? Любой досуг через полчаса или час надоест и начинает казаться пошлым и ничтожным.

— Вам нужно чем-то заняться, у вас должно быть какое-нибудь хобби, — посоветовал ей однажды доктор Шют. Это рассмешило Аманду. Хобби — это полумерка, уловка. Хобби? Но вся Вселенная, разве это не гигантское и забавное хобби? Миллионы поэтов, художников, спортсменов, музыкантов, ученых, летчиков, чемпионов — разве все они — не толпа дешевых комедиантов, которые делают вид, что чем-то интересуются, чем-то заняты, чтобы не сойти с ума?