Фашист пролетел

"В курсе", - говорит директор.

Пауза.

"Обратно, значит, хочешь?"

Преодолевая сопротивление шеи, Александр кивает.

"Что тебе сказать? Здесь у меня сыны и дочки. Слуг, понимаешь ли, народа. Элиты духа среди них - раз-два и обчелся. Зато фулиганья... Директор выдвигает ящик своего стола, который набит рогатками деревянными и проволочными под "пробой", трубками для стрельбы иглами, самопалами, кастетами, ножами, игральными картами и - Александр такое видит впервые в жизни - черно-белыми снимками голых женщин. - Видишь? Порнография. Отобрано у этих папуасов. Буду каждому вручать обратно вместе с аттестатом зрелости. Теперь так. По линии производственного обучения есть выбор. Машину будешь изучать или машинку? Пишущую?"

"М-машинку".

"Стихи, я слышал, сочиняешь?"

"И п... прозу".

"Добре. Случайно, не на мове? По-русски? Тоже хорошо: в семье единой, вольной... Еще не печатался? У нас и напечатаем. С нового учебного в планах у меня журнал. Будем издавать! В одном экземпляре, но машинописный и в переплете красном. "Знамя юности". Как тебе название? То-то. Двух журналов стоит. Я придумал, я в ГОРОНО пробил. А ты это "Знамя" понесешь. В качестве главного редактора. По петухам?

Александр пожимает ручищу директора, который зычно возвращает его от двери:

"Обожди! Книжку подпишу... - Уронив русый чуб, Бульбоедов надписывает. - Держи. Такую же тебе желаю. Помнишь, как я тебя продернул в стенгазете? Классе в третьем? "Ты, Гусарчик, не болтай, рот почаще закрывай". Говорун был! Что же приключилось, братка, с тобой за пятилетку?

Глаза обжигают внезапные слезы.

3

Дождь колотит по крыше такси, ползет по стеклам.

- Так больно? - сжимает мама ему руку на заднем сиденье. - Неужели снова прободение? Бог видит, я старалась! Белый хлеб по всему городу искала, когда даже с черным были перебои. Всегда был белый. И в Карибский кризис, и когда заводы бунтовали. Бутерброды маслом мазала...

Мир оплакивает несчастную его судьбу. Льет крокодиловы слезы радиоактивные, наверно. "Дворники" напрягаются навстречу друг другу; на лобовом стекле все возникает и возникает отмытый треугольник, рассекаемый по биссектрисе каплей, которая сверкает.

Порнографическим видом это не назвать, но Александра охватывает возбуждение - неуместное и несвоевременное.

Что за мука, эта юность?

В приемном покое мама продолжает:

- Или я с тобою не боролась? Не говорила, потерпи хоть до шестнадцати? А ты?

Санитарка говорит:

- Пошли.

Светло-зеленый студенистый взгляд медузы.

Он обнимает чужую женщину и в шлепанцах уходит, не оглядываясь предположительно под нож.

Однако решают лечить не скальпелем.

Он давится бариевой кашей. Холодные руки в несгибаемой резине прижимают голой кожей к экрану, поворачивают. В свете смертоносных лучей его бьет дрожь.

- А у меня от этого не будет... канцер?

- Ох, мнительный... Канцер, знаешь, от чего бывает? От утраты интереса. Ты утратил?

- Не думаю.

- Вот и лечись спокойно.

Обе поверх белья в одних халатах. Одна сжимает ему запястья и наваливается поперек грудями - твердыми, как кулаки. Не предполагал он, что бывают такие. Пока другая - треугольный между ног просвет - исторгает слезы, внедряя в глотку резиновую кишку, он напрягает свои грудные мышцы, проверяя. Никакой амортизации. Вот это буфера. Уложенный на бок, он наблюдает, как, меняясь консистенцией и цветом, пробирки наполняются мало приглядным содержимым желчного пузыря. Под одеялом при этом он кровенаполнен мучительно и безнадежно. Которая с ногами приходит снова забрать пробирки и выдернуть этот шланг. У нее не получается не больно красивая, но и жестокая. Полы халата приоткрыты. Нейлоновые чулки отсвечивают с нежной стороны ляжек. Трусов не видно. Только свет между ног. Безрадостный свет ноябрьского дня. Она ставит его в пример палате взрослых нытиков: "Пятнадцать лет, а держится, как настоящий мужчина!"

Когда бы не соседи, он зарыдал в подушку. Ни для кого на свете он не представляет интереса.

Кроме себя, любимого.

Икроножные мышцы дрожат, когда, уступив себе, он возвращается в палату, заснувшую тяжелым сном. С одной стороны, легче, но морально...

С тяжелым вздохом снова надевает он остывшие наушники. Радиостанция "Юность" продолжает передавать песни советских композиторов по заявкам и собственной инициативе:

Проводов голубыми пальцами

мы, девчата, тянемся к вам...

* * *