Faserland

Ролло, который не привык ни у кого одалживаться, шарит в кармане пиджака, достает две таблетки валиума,[32] протягивает их хиппи и говорит, чтобы тот попробовал, эти гораздо лучше. Парень запихивает таблетки себе в рот, даже не взглянув на них. Это выглядит невероятно прикольно. Ролло и я делаем вид, будто кладем в рот таблетки, которые дал нам хиппи. Я не решаюсь признаться Ролло в том, что не далее как позавчера, в Гамбурге, и в самом деле проглотил одну такую херовину.

Музыка на танцплощадке чересчур громкая. Позади нас, в пирамидальной палатке, звучит более тихая музыка, и ритм у нее совсем не резкий – в ней даже есть что-то, вызывающее ассоциации с небесными сферами. Она напоминает мелодии Андреаса Фолленвайдера или музыку из фильма «Koyaanisqatsi», который я недавно смотрел по телеку. Впрочем, через полчаса я выключил телевизор, потому что фильм был просто невыносимый. Я имею в виду, что там вообще ничего не происходило. Камера проплывала над разными ландшафтами в непрерывно убыстряющемся темпе, и по сути фильм представлял собой не что иное, как растянутый до бесконечности скучный музыкальный клип. Трудно поверить, что кто-то может всерьез смотреть такую шнягу на протяжении двух часов. Разве что Александр, вместе со своей Варной.

В общем, мы встаем, и хиппи говорит, что он, пожалуй, потанцует, и мы желаем ему хорошо повеселиться и говорим, что сами пока побродим вокруг. Этот тип скипает на танцплощадку. Но я почему-то уверен, что нынешней ночью мы еще где-нибудь с ним пересечемся.

Картинка в целом смотрится очень странно. В определенном смысле все это похоже на средневековье. Пара каких-то завороченных фриков расхаживает на ходулях, их головы покачиваются на высоте трех метров от земли. Один весь в черном, с черным капюшоном, другой – в длинном красном одеянии. Его лицо вымазано красной краской, и на голове тоже капюшон. Время от времени они наклоняются и раздают клубящимся бумажные цветы. Если прищурить глаза, легко вообразить, что один из них – Смерть, а другой – Дьявол. Или что они – Чума и Холера. А цветы, которые они раздают, – возбудители заразы.

Теперь, когда я задумался об этом, могу сказать, что все на сегодняшней тусовке напоминает мне картину, которую я видел когда-то в Испании, в музее. «Сады земных наслаждений» Иеронима Босха. Вообще я не любитель смотреть картины в музеях, но эта меня просто потрясла. На ней было множество всяких вещей, к примеру, люди внутри шаров, парящих в воздухе: монашенки, любовные пары и другие типы, у которых сперва отрубают руки и отрезают языки, а уж потом низвергают их в ад.

Я всегда представлял себе, что средневековье повсюду выглядит именно так – особенно на Северонемецкой низменности, которая простирается от Кассельских гор до Фландрии. Для меня средневековье всегда ассоциировалось исключительно с Западной Европой. Всех этих зверств на Востоке просто не было. Я хочу сказать, что когда я мысленно рисую в своем воображении кроваво-красный горизонт и черные контуры огромных пыточных колес на фоне неба, и к этим колесам привязаны люди, над которыми кружат вороны, то подобные сцены всегда имеют место где-нибудь около Люттиха,[33] или Аахена, или Гента. Такого средневековья никогда не было, к примеру, в Варшаве или в Вене. Как и такого светлого неба не бывает на Востоке, этот блеклый свет есть нечто специфически германское.

Я бы хотел поговорить об этом с Ролло, но не думаю, что его интересуют подобные вещи, и потому предпочитаю молчать. Он и в самом деле покачивает ногой в такт звучащему сейчас техно. Я имею в виду, что в топоте танцующих есть нечто общее с движениями средневековых кающихся – тех, что бичевали себя и сами себе наносили увечья. Здесь и там все в конечном итоге сводится к ритму, но он приобретает столь абсолютный характер, что вне этого подчиненного ритму мира ничего более не существует.

Я упоминаю об этом только в той связи, что Александр мне как-то написал: рейв в Германии есть современное дополнение к чему-то, что он назвал Рагнарёком. Рагнарёк – конец мира в германском варианте. Так он говорит. Я еще об этом как следует не думал, но не сомневаюсь, что теория Александра соответствует действительности на все сто.

Ролло и я допиваем свое пиво. У нас больше нет никакого желания сидеть здесь и глазеть на оттягивающихся рейверов. Поэтому мы поднимаемся, и Ролло направляется к некоему типу, который выглядит как точная копия этого долбаного Курта Кобейна – те же длинные светлые космы и такой же пижамообразный прикид. Я поневоле иду следом за Ролло. «Кобейн», чувствуется, витает где-то в облаках. Мне вообще непонятно, зачем Ролло с ним заговорил, но тут я вижу, как Ролло, не прерывая разговора, незаметно подбрасывает в его картонный стаканчик с чаем те две таблетки, которые нам давеча дал бритоголовый хиппи. Грандиозный трюк!