Фарт

– Ну да, он. В общем, я видела его в совершенно мертвом состоянии недалеко от склада. Он там лежал в обнимку с этим… с новеньким, как его…

– Ты имеешь в виду Антонио?

– Ага. Рядом стояла бутыль, а в руках у них, как ты и сказал, были зажаты стаканы.

– Хорошо, что не пистолеты, – усмехнулся Знахарь.

– Ну, теперь вы убедились, что с вашими людьми все в порядке? – спросил Альвец, укоризненно глядя на Знахаря.

– Да, дон Рикардо. Простите мне мое излишнее беспокойство.

– Не стоит, – кивнул Альвец, – итак, спокойной ночи. Я пошел спать.

И он, повернувшись к костру спиной, направился в темноту.

Через некоторое время послышался скрип двери, затем она хлопнула, и Кончита, подвинувшись к Знахарю, прошептала:

– Если бы твоя девка не улетела сегодня, завтра я бы ее зарезала.

И она похлопала рукой по армейским ножнам, висевшим на ее поясе.

Знахарь удивленно посмотрел на нее и сказал:

– Вот уж не думал, что ты такая ревнивая! Это ведь только в книжках да в операх все режут любовников направо и налево.

– Если бы она не улетела, завтра ты убедился бы, что в этих книжках написана правда, – настойчиво повторила Кончита и подвинулась еще ближе.

Украдкой оглянувшись туда, где в темноте стояла хижина дона Рикардо, она ловко расстегнула ширинку на брюках Знахаря, и ее смуглая рука скользнула внутрь.

– Он соскучился по мне? – ее глаза стали бессмысленными и подернулись сладострастной дымкой, – точно соскучился, я чувствую, как он быстро становится большим и твердым! Пойдем, папочка, я тебя успокою. Идем скорее, я вся горю…

Знахарь был слегка удивлен такой оперативностью похотливой горячей сеньориты, но возражать не стал, и они, прихватив с собой бутыль, тихонько удалились в хижину Знахаря.

* * *

Разбудил меня осторожный стук в дверь.

Разлепив глаза, я посмотрел на часы. Было половина десятого, и солнце уже палило вовсю, ярко освещая видневшиеся в раскрытом окне высокие деревья, за которыми вчера скрылся самолет, унесший от меня Риту.

– Войдите! – сказал я, и дверь приотворилась.

Между моим голосом и тем скрипом, который издала дверь, особой разницы не было, и я понял, что вчера все-таки опять набрался.

В двери показалась хитрая морда Педро, который сказал:

– Пора вставать. Завтрак готов, и через полчаса вы с сеньором Альвецом выезжаете.

– Хорошо.

Педро исчез, а я, посмотрев на постель рядом с собой, никого не обнаружил. С одной стороны, это радовало, но, с другой стороны, я совершенно не помнил, что тут вчера происходило. Костер помню. Странное поведение дона Рикардо, отправлявшегося спать, помню. Расторопность Кончиты, которая, как только он ушел, сразу же полезла ко мне в штаны, помню. Как мы пошли в мою берлогу, прихватив с собой бутыль, помню.

И все.

Дальше – как отрезало.

Ну и хрен с ним.

Я откинул одеяло, обнаружил себя голым, а присмотревшись, увидел внизу живота, в непосредственной близости от важнейших деталей моего организма, следы зубов. Вот ведь сука! Ненавижу такие проявления страсти, граничащие с членовредительством!

Встав, я быстро оделся с учетом того, что мы отправлялись, как я понял, в приличное место, и вышел на улицу.

В лагере кипела жизнь.

Повстанцы мельтешили тут и там, таская какие-то ящики, весело кричали друг на друга, и по ним не было заметно, что вчера тут царило повальное смертельное пьянство. А может быть, все они уже технично опохмелились. Чем они хуже русских работяг!

Рассуждая таким образом, я подошел к висевшему на дереве умывальнику, тому самому, который в первый день так умилил меня своим сходством с советскими собратьями, и быстро умылся. Было бы неплохо сходить на водопад окунуться, но времени на это уже не было и, не вытираясь, потому что не хватило ума взять в хижине полотенце, я пошел к костру, над которым висел огромный закопченный чайник, и бодро поздоровался с доном Рикардо, сидевшим на коробке из-под авиабомбы.

Он поднял голову и, не переставая нарезать какое-то аппетитное мясо, сказал:

– А, сеньор Тедди! Доброе утро. Как вы себя чувствуете?

И он ехидно посмотрел на меня.

Я хотел было изобразить нездешнюю бодрость и железное здоровье, но понял, что это будет выглядеть слишком уж фальшиво, и, воровато оглянувшись, ответил:

– Честно говоря, я еще сам не понял.

– А это заметно, – кивнул дон Рикардо, – вот бутыль, примите лекарство.

Я и сам был не прочь, но не хотел показать себя привычным алкашом, поэтому помялся и сказал:

– Да я, честно говоря, не знаю, стоит ли…

– Бросьте, Тедди, здесь все свои. Я ведь вижу, что вы не в порядке.

– Да?… Ну ладно.

И я налил себе полный стакан вина.

– А вы-то сами будете? – спохватился я, уже поднеся стакан к губам.

– А я уже, – успокоил меня дон Рикардо, – видите, какой я живой?

Я посмотрел на него еще раз и убедился, что так оно и есть. Дон Рикардо был, как огурец. Только глаза блестели совсем не по-утреннему.

– Ваше здоровье, – сказал я и опрокинул стакан в себя.

– А вот и ваш кофе, – сказал заботливый дон Рикардо, наливая черную дымящуюся жидкость в мятую алюминиевую кружку с ручкой, грубо отделанной деревом.

Приняв из его рук кофе и понюхав его, я приятно удивился.