Фарос и Фариллон

Оглядываясь назад - а теперь так легко оглянуться назад! - мы видим, что надежды были напрасными. Христианство - при том что в его учении было крайне мало нового, оказалось обоюдоострым мечом, порубившим древний мир на куски. Оно объявило войну двум величайшим силам - Государству и Сексу, и в сложнейшей борьбе с ними старый порядок был обречен на исчезновение. По-настоящему борьба эта началась уже после Климента. Секс его тревожил, однако, в отличие от своего последователя Оригена[36], он против него не восставал. Государство отправило его в изгнание[37], но еще не претендовало тогда, как впоследствии при Диоклетиане, на божественный статус. Он жил в период перехода и жил в Александрии. В этом странном городе, который никогда не был юным и надеялся никогда не состариться, примирение должно было казаться более вероятным, чем где-либо еще, а греческое блаженство - не таким уж несовместимым с Божией Благодатью.

Св. Афанасий[38]

I

Для малютки-церкви вечер выдался сравнительно спокойный. Ей было триста десять лет. Языческие гонения сошли на нет, а споры о природе Христа, во имя которых прольется едва ли не больше крови, еще не назрели. Тогда еще казалось, что под вдохновенным руководством церкви старый мир превратится без особых бедствий в новый. А какая погода! Стоял июнь, и северный ветер клонил поднимавшийся над верхушкой Фароса дым в сторону Александрии. Обе гавани были полны кораблей; по берегу Восточной стояли в ряд дворцы. Западная гавань, а именно к ней мы должны сейчас обратиться, подобным великолепием не отличалась. Тогда, как и теперь, воды ее омывали деловой район, склады и трущобы, где ютились портовые рабочие. Как и теперь, ее окружала суровая бедность, и христианство установилось здесь довольно рано - как и в других местах, где античной цивилизации не удалось сообщить людям достоинство. Большая Канопская дорога, начинавшаяся у Лунных ворот, теряла здесь свою прямизну и распадалась на множество грязных переулков. Только одно спасало этот берег - дом, в котором помещался настоящий епископ. Звали его Александром[39]. Он пригласил к обеду нескольких священников, и они опаздывали.

Епископов тогда было столько, что нам сложно сейчас представить. В каждом крупном селении имелся собственный, и дело даже доходило до того, что они нарушали почтовое сообщение, разъезжая туда-сюда на казенных лошадях. Но александрийский епископ - особый случай. Он носил титул «Патриарх престола Святого Марка», и с авторитетом его мог тягаться разве что Рим. Если он и жил в этих трущобах, то только потому, что его держали здесь исторические связи. Здесь трудился сапожник Аниан, причисленный к лику святых[40]. Церковь справа - Св. Феоны - построил другой местный святой[41]. Здесь были истоки его силы, но область ее приложения находилась не здесь - она лежала к востоку, среди великолепия города; к югу, на сотни миль к югу, вверх вдоль долины Нила. Весь Египет готов был принять христианство. Великая награда!

Воды гавани, спокойные и слегка стоялые, подходили почти к самому его дому. Он глядел на воду и на грязный пляж, где играли мальчишки. Играли они в церковь. Игрушек у этих бедняков не было, а поскольку поездов тогда еще не существовало, единственное, что им оставалось, - это изображать церковные церемонии. В самом деле, увлекательная игра. Впоследствии ей покорились даже англиканские детские. Едва одетые, они проходили и склонялись, и епископ - который был епископом не англиканским, но африканским -только улыбался. Мальчишки они есть мальчишки, что с них возьмешь! Особенно ему нравился их предводитель - худой, но резвый парнишка; он увлекал всю ораву в море, а потом нырял - чтобы появиться на поверхности в самый неожиданный момент и в самом неожиданном месте. Но скоро им снова завладели мысли куда более важные.