Фарфоровая жизнь

– Тот парень – ну, компьютерщик, друг Дэна, Генкой зовут – хакнул комп напарника Дэна, пока тот в коридоре у палаты топтался. Через телефон его хакнул и все достал. – Инна улыбнулась. – Параноики правы, за всеми нами можно следить при помощи наших гаджетов. Кстати, у генерала Бережного простенький кнопочный телефон.

– Ну, видимо, он знает, что навороченный аппарат может хакнуть какой-нибудь «Генка». Не сиди долго, Инн, у тебя усталый вид.

Инна кивнула и снова принялась читать отчеты и протоколы – в который раз. Патрик прыгнул на пол и пошел в дом – охотиться на миску с кормом. Шорох его лап затих, а Инна поднялась и подошла к роялю. Дэн любил, когда она играла «Песню колокольчиков» – рождественскую мелодию, которая на рояле звучит сказочно и жизнеутверждающе. Дэн любит жизнеутверждающие мелодии, и Инна села за рояль. Конечно, ей не сыграть это так, как играет гениальный английский пианист Дэвид Хикен, но этого и не требуется, главное – это музыка. Музыка – живет везде, где есть люди. Это чисто человеческое изобретение – музыка, и только она годится для того, чтобы оправдать существование человечества.

Инна играла для Дэна и думала о том, что, если все эти россказни о душе хоть на сотую часть являются правдой, Дэн сейчас должен ее слышать. И должен вернуться.

8

– Я сначала этот зонт увидел.

Леонтьев смотрел на Бережного взглядом побитой собаки. Конечно, это могла быть игра, и Бережной давно уже привык не доверять ничьим словам, но Леонтьев казался ему искренним.

– Я… Я к Тине приехал, потому что утром пришла полиция и сообщили, что Семен убит. – Леонтьев запнулся. – У нас с Тиной отношения не сложились, понимаете… Ну, тут я тоже виноват, наверное. И тем не менее, когда она обвинила меня в каких-то совершенно диких вещах, я сорвался и наорал на нее, а потом поехал к ней в дом.

– В чем вас обвинила Тина?

– Я бы предпочел… – Леонтьев покачал головой. – Я потом объясню, а сейчас просто хочу выяснить…

– То есть вы увидели зонт своей жены в подставке для зонтов в доме Тобольцевых. – Бережной вскинул брови. – Это мог быть просто похожий зонт. Или ваша жена могла забыть его, когда приходила с визитом к Тине, например.

Леонтьев презрительно поморщился:

– Эта стерва Милку на порог бы не пустила, какой там визит? А зонт Милкин, сделан под заказ, второго такого в природе не существует.

– Ваша жена и Тина Тобольцева не ладили?

– Не ладили! – Леонтьев хмыкнул. – Да она презирает и меня, и Милку тоже презирала каждой молекулой своего тела. Вы же ее видели, ставрида глубокой заморозки. Штерн после смерти жены не знал, что делать с девчонкой, и не нашел ничего лучшего, как отправить ее в частную школу, где ей вправили мозги. Оно, конечно, увидеть смерть матери для ребенка было тяжко, но в той школе ей не просто вправили мозги, а сделали из Тины то, что вы видите: надменную стерву, презирающую всех, чье поведение, манера одеваться или вести себя за столом… Да что там, даже образ мыслей – отличается от того, чему ее обучили. И за границей она гораздо более уместна, чем среди нас. Мы ездили на лыжный курорт на Рождество, так вы не поверите: Тина сделала все, чтобы не появляться вместе с нами нигде. Ничего явного, в чем ее можно было упрекнуть, ни в коем случае, леди есть леди, мать ее так! Но к концу поездки Милка сказала, что чувствует себя дешевкой, и это так и было, потому что я и сам чувствовал себя так, словно она меня с ног до головы дерьмом облила. При этом, повторюсь, Тина Евгеньевна оставалась предельно вежливой, корректной и спокойной, даже когда я попытался наехать на нее, она просто брови вскинула, и я ощутил себя микробом на батистовом платке королевы. Рыбья кровь, знаете ли, и заграничное воспитание, которого нам не понять, так что если Милка бывала в том доме, то Тина об этом не знала.

– А сейчас ваша жена…

– Должна быть в пансионате на Острове, но там ее нет. – Леонтьев вздохнул. – Я звонил туда, расспросил персонал. Она заехала, оставила вещи и сказала, что вернется через день-два. Телефон ее молчит, и когда я увидел этот зонт…

– Понятно. – Бережной кивнул Виктору: – Проводите гражданина для опознания тела, майор, а я побеседую с дамами.

Тина Тобольцева сидела на скамейке рядом с высокой фигуристой девицей в рыжих кудрях. Эти двое отличались друг от друга как день и ночь: элегантная, подчеркнуто аккуратная и сдержанная Тина, выглядящая как картинка из каталога одежды для респектабельных состоятельных буржуа, и рыжая девка с внушительным бюстом, в джинсах и с яркими ногтями. Но Тина крепко держалась за руку рыжей бестии, как утопающий держится за спасательный круг, и Бережной подумал, что если на Тину надавить, когда она окажется вне этого спасательного круга, то она, пожалуй, расколется. Или же замолчит, и тогда из нее клещами ничего не добудешь. Но это если она вообще что-то нужное знает, а вполне может быть, что она либо не подозревает об этом, либо же скажет сама, когда решит, что может доверять тому, кто спрашивает.

– А вы…