Фарфоровая жизнь

– Я… Нет, я совершенно не то имела в виду! – Тина беспомощно подняла ладони. – Просто это же… Ты работаешь, так зарабатываешь, а пока меня возишь, я же не…

– Так я уже поняла, что ты «не». – Василиса презрительно фыркнула. – И что теперь? Выбросить тебя из машины и уехать? И что ты станешь делать? Нет, ну чисто теоретически.

Тина содрогнулась, представив такую перспективу.

– Я не знаю…

– Ну, то-то. – Василиса отъехала от стоянки банка и покосилась на Тину. – Куда ехать, где сидит твой крючкотвор?

– Офисное здание «Афина».

– Это у Малого рынка, что ли?

– Да. – Тина ощущала сильное беспокойство и пыталась дышать, как ее когда-то учили, но дышать не получалось. – У него там целое крыло.

– Солидная контора, как же. – Василиса свернула с плотины на проспект и чертыхнулась на подрезавшего ее коллегу. – Куда ты лезешь, контрацептив штопаный! Я все хотела у тебя спросить: а что за бизнес был у твоего супруга?

– Бизнес принадлежал еще моему отцу, он его начинал практически с нуля. – Тине очень не хочется поддерживать этот разговор, но просто не отвечать невежливо, а сказать Василисе, что ей не хочется об этом говорить, тоже никак. – Ты видела грузовики «Турман»?

– Курьерская доставка? Ну, конечно, видела.

– Это и был бизнес моего отца, а когда его не стало, всем занимался Семен.

Василиса присвистнула. Ей частенько попадались на дороге грузовики и легковушки с логотипом этой компании, она и сама ею пользовалась, если что-то покупала в Интернете. «Турман» колесили по всей стране, исправно доставляя грузы в кратчайшие сроки. Но Василиса и представить не могла, что владелец этого огромного бизнеса может жить в их Александровске, и дом его – ну, хороший дом, но не где-то в модном коттеджном поселке, а здесь, на улице Веснина. И дом его не покрыт золотом, а его дочь окажется не спесивой наглой богачкой, а обычной девушкой, растерянной и совершенно не способной о себе позаботиться.

– А теперь кто будет заниматься? – Василиса покосилась на Тину. – Ты?

– Я?! – Тина испуганно посмотрела на Василису. – Нет, я не могу ничем управлять, я…

Чем она может управлять, если иногда и собственной жизнью править не способна? Ей нужно просто уехать, чтобы мир мелькал за окном автомобиля или поезда, а она видела только картинку: какие-то люди, которым нет до нее никакого дела, как и ей до них. Чтобы никто и ничто не волновало ее, не заставляло страдать. Чтобы она стала невидимкой в этом огромном мире, населенном людьми, у которых какая-то своя жизнь, привязанности. Она не имеет к ним никакого отношения, как и они к ней. Мимолетная улыбка, ничего не значащие слова, невыразимая легкость бытия, не обремененного никакими разрушительными воспоминаниями, отношениями, эмоциями. Этим Семен нравился ей – он не задавал идиотских вопросов, не нарушал ее личное пространство и не пробовал вторгнуться в тот хрупкий мир, который она для себя выстроила. Конечно, может быть, ему просто было все равно… Но если все равно, то мужчина не едет за женщиной за тридевять земель. Не дарит ей книги по искусству и антикварные безделушки. Не смотрит с ней в апреле рождественские фильмы.

Нет, дело не в этом. Она ведь и сама ни о чем Семена не спрашивала, и он, кажется, тоже это ценил.

У каждого человека есть прошлое, иногда совсем не безоблачное. Травмирующие воспоминания или поступки, которыми впоследствии не гордятся, да что там говорить, не гордятся даже в момент совершения – ну, вот так карта легла, что ж теперь делать! И зачем изливать душу, непонятно. Все это можно просто отсечь, спрятать на дно памяти и сказать себе: проехали. И включать громкую музыку всякий раз, когда что-то неприятное пытается вдруг всплыть на поверхность. И чем скорее отсекаются неприятные эмоции, тем меньше разрушения.

Тина не хотела и не позволяла себе нянчиться с воспоминаниями и не понимала, зачем другие люди постоянно перебирают в памяти всякие неприятности, которые, во-первых, уже в прошлом, а значит, все равно ничего нельзя изменить, а во-вторых, наносят ущерб дню сегодняшнему.

Если можно создать для себя идеальный мир, в котором есть место лишь дороге из желтого кирпича, например. Идти и не думать ни о чем, смотреть на людей и города, но не участвовать в этом, просто смотреть, и эти воспоминания потом не причинят боли, не лишат покоя и сна, не лягут на лицо непоправимыми морщинами.

Но иногда, отсекая неприятные вещи, отсекаешь и саму себя, хотя это не так страшно, как если бы жить среди призраков. И если бы еще сны можно было контролировать, то и вовсе было бы отлично.

– Приехали. – Василиса оглянулась. – Давай, принцесса, вытряхиваемся.

Молчание Тины беспокоило Василису. Ее активная эмоциональная натура отказывалась принимать ту каменную отчужденность, с которой Тина встречала удары судьбы.