Фарадей

Все близко знавшие Фарадея отмечали, что исключительной чертой его характера была кротость. Но ближе всех знавший его Джон Тин даль говорил: «Под этой кротостью… кипел вулкан». Фарадей был вспыльчив, но умел себя сдерживать, и только это качество позволило ему довести до конца столь полезное для него путешествие и вернуться попрежнему в Королевский институт.

Время, проведенное с семьей Дэви, относится к самым мрачным дням в жизни Фарадея. Каким бы скрытным и скромным он ни был («я поистине стыжусь, — писал он Абботу, — так часто говорить о собственных делах»), — письма, относящиеся к этому периоду, несмотря на исключительную сдержанность, свидетельствуют о том, что их автор действительно находился в самом тяжелом душевном состоянии, граничившем с отчаянием.

Столкновения с леди Дэви были настолько чувствительны и ее желание властвовать было настолько сильно, что только этим можно об'яснить содержание следующего письма.

«Увы, каково было мое безумие — покинуть, родину и всех любивших меня, кого любил и я сам! И на время, не определенное по своей продолжительности, но несомненно длительное, обещающее, быть может, протянуться вечность! В чем состоят хваленые преимущества, при этом получаемые? Знание? — Да, знание, но какое? Знание света, людей, обычаев, книг и языков — все это вещи сами по себе ценные, но которые, как показывает каждый день, проституируются в самых низменных целях. Увы, как унизительно быть ученым, когда это ставит нас на один уровень с плутами и негодяями! Как отвратительно, когда это служит только для показа хитросплетений и обмана вокруг! Можно ли это сравнить с добродетелью и целостностью тех, кто, поучившись у одной природы, проводят жизнь довольные, счастливые, с незапятнанной честью, с чистыми помыслами, в борьбе за то, чтобы делать добро и избегать зла, творя другим то, что хотели бы сами получать от них».

Только исключительное уменье владеть собой помогло Фарадею перенести все обиды, связанные с его положением в семействе Дэви. Но нельзя забывать, что натура Фарадея была и чувствительной, и раздражительной. «Я должен приносить жертвы, — писал он, — чтобы пользоваться благами, и если эти жертвы таковы, что безропотный человек их едва заметит, то я не могу переносить их равнодушно». В письме, где он говорит о глубоких переживаниях и о готовности бросить все и уехать обратно в Англию, лишь бы не подвергаться унижениям, имеются и следующие строки: «Я всегда замечал, что вещи, которые сперва кажутся несчастьем или злом, выступают, в конце концов, как благодеяния, приносящие с течением времени много добра. Я часто сравнивал их с бурями и грозами, которые причиняют временные разрушения, но вообще создают несомненное благо. Иногда они мне представляются в виде дорог — каменистых, неровных, гористых, но единственных, связывающих нас с лежащим по ту сторону добром. Иногда называл я их облаками, которые становятся между мной и солнцем счастья, но должен был, однако, признать их освежающими, ибо они сохранили мне то напряжение и силы души, которые при одном только счастьи были бы ослаблены и, в конце концов, — уничтожены».

Такими противоречивыми моментами полна была вся поездка Фарадея. «Солнце счастья» не раз ему улыбалось. Молодой ученый был удостоен внимания виднейших европейских ученых, которые охотно беседовали с ним по интересовавшим его вопросам науки, признавая тем самым молодого ассистента вполне достойным равного с ними положения. Но это всеобщее признание нарушалось горькими моментами. Когда Дэви приехал в Женеву, швейцарский химик Густав Делярив пригласил и Дэви и Фарадея к себе на обед. Однако недавнему переплетчику спутники его дали понять, что его более склонны считать лакеем, чем ученым: Дэви отказался обедать за одним столом с Фарадеем.

15 мая 1815 года, через две недели после возвращения в Лондон, Фарадей опять приступил к работе в Королевском институте, где он числился теперь уже не лаборантом, а ассистентом с окладом в 30 шиллингов в месяц.

По сохранившимся письмам этого периода можно восстановить многие интересные подробности жизни Фарадея. У него были расписаны часы всех дней недели. Ежедневно в течение всего дня он занят в Институте, а вечера использует по строго установленному плану: понедельник и четверг он отдает самообразованию по точно выработанной программе; по средам он бывает в научном кружке, состоящем из его близких друзей; вечер субботы он проводит у матери; вторник и пятница оставлены для личных дел и свиданий с друзьями.