Он уже догадался, что «бордо по акции» замешали где-нибудь в Одинцово из дешевых виноматериалов, но деваться теперь было некуда.
– Да, пожалуй! – согласилась Наталья Павловна, облизнув губы. – А вы пили когда-нибудь гаражное вино?
– Гаражное? Нет, но слышал…
– Если все сложится удачно, мы с вами будем когда-нибудь сидеть на берегу моря и пить настоящее гаражное вино. Я вам не говорила, у нас с мужем две виллы – в Созополе и Симеизе. Одна достанется мне. Я вас обязательно приглашу, будем ночью купаться в море. Я люблю – обнаженной… Но вы можете в плавках. Знаете, я неудачно сходила к адвокату.
– Расскажите! – Андрей Львович участливо накрыл ее руку ладонью. – Что с вами происходит, почему вы разводитесь?
– Чтобы понять, почему я рассталась с Лапузиным, надо рассказать о моем втором браке…
– Расскажите!
– Хорошо. Слушайте! Моим вторым супругом был…
– А я знаю!
– Ну и кто?
– Очень красивый мужчина.
– Ох вы и злопамятный!
– Так из-за чего вы расстались со вторым мужем? Разлюбили?
– Разлюбить нежно и незаметно, как гаснет тихий северный день, это же счастье! Нет, Андрей Львович, все гораздо проще: я его никогда не любила, я просто подарила ему себя.
– Зачем?
– Как вам сказать… Вадик был красив, молод, но главное его достоинство заключалось в том, что он страстно меня любил. Безумно! Жениться на мне стало смыслом его жизни. Он делал мне предложение раз в неделю и, получив отказ, плакал, честное слово! А я в то время потеряла смысл жизни. Шпионки из меня, как вы знаете, не вышло. Муж предал. А переводить на английский весь этот перестроечный бред про общечеловеческие ценности было мерзко. Все-таки мой дед брал Перекоп. И вот однажды я проснулась ночью и решила подарить свою никчемную жизнь тому, кому она нужна. В этом был хоть какой-то смысл. Когда, дождавшись еженедельного предложения руки и сердца, я вдруг согласилась, Вадик потерял от радости сознание.
– Наверное, вы имеете в виду – голову? – недоверчиво уточнил Кокотов.
– Нет, именно сознание. Он упал и расшиб затылок. Даже «Скорую» вызывали. Что вы так на меня смотрите? Не верите?
– Нет, почему же…
– Не верите, я вижу! Вадик тоже долго не верил своему счастью. Это было так забавно!
– Что именно?
– Ну, например… Я говорила, что он из Свердловска?
– Нет. Значит, снова иногородний? – с неуместной ревностью заметил Кокотов.
– Увы, провинциалы – слабость москвичек из хороших семей. Так вот, переехав ко мне, Вадик обвешал всю квартиру моими фотографиями: Наташа смеющаяся, Наташа грустящая, Наташа задумчивая, Наташа сердитая, Наташа мечтающая… Даже в туалете висели снимки. Утром, проснувшись, я сразу натыкалась на его взгляд, полный нездешнего восторга. Если Вадик убегал на съемку, то оставлял записку с разными нежностями. В постели он был деликатен и осторожен, как начинающий сапер. Знаете, после моего бешеного каратиста-кокаиниста это забавляло: трогательно и смешно… Господи, ну зачем я вам все это рассказываю, зачем? – Наталья Павловна рывком освободила руку из-под кокотовской ладони.
– Но ведь вам хочется мне это рассказать!
– Да, почему-то хочется. Знаете, почти сразу после свадьбы я под любым предлогом отлынивала от физиологии. Вадик относился к моим отговоркам, капризам, усталостям с благоговейным пониманием, нисколько не обижаясь и не настаивая. У него была связь с лаборанткой Нелли, очень милой девушкой из Реутова. Меня это устраивало. Понимаете?
– Не понимаю!
– Как же вам объяснить? Я убедила себя в том, что после Дэна жажда плоти утолена навсегда и оставшуюся жизнь я проведу как монашка. Вы читали в детстве «Голову профессора Доуэля»?
– Читал. В шестом классе, кажется…
– Вы хорошо помните эту книгу?
– Вроде бы… Доуэль занимался трансплантацией: брал у больных головы и пришивал к здоровым телам…
– Правильно! А пока не было донорского тела, голова жила на подставке – к ней тянулись специальные кровеносные и кислородные трубочки…
– А потом завистливый ассистент решил присвоить славу профессора, усыпил, отрезал голову – и Доуэль очнулся без тела, на подставке с трубочками. Так, кажется?
– Примерно. Знаете, когда я увидела вас с ней той ночью, а потом плакала в стогу… – Бывшая пионерка неловко взглянула на Кокотова. – Я впервые подумала, как замечательно быть головой профессора Доуэля и никогда больше не испытывать постыдного зова плоти, не зависеть от мужской взаимности… Просто мыслить и жить! Рядом с Вадиком я ощутила себя именно такой головой без требовательного тела. И все бы ничего, но он оказался патологически жадным! Он даже кошелек вынимал из кармана с такой мукой на лице, словно отрезал от себя кусок мяса, чтобы скормить прожорливой птице. А я зарабатывала, между прочим, больше и деньги клала в супницу… Вообразите, Андрей Львович, он открывал крышку, пересчитывал и добавлял ровно столько же – копейка в копейку! Если я покупала себе мороженое, Вадик тут же отбирал у меня и откусывал ровно половину…
– И это любовь? – громко оскорбился Кокотов, снова начав змеиное движение к колену бывшей пионерки.
7. В стране заблудившихся женщин