Фантом

— Берии с топором для компании не хватает, — вспомнил про историю на «Холодной речке» Николай.

Бородач подозрительным взглядом прошелся по машине, пассажирам и спросил:

— Кто такие?

— Свои! К Тимуру, — пояснил Быстроног.

Но «афонский цербер» не спешил открывать ворота, и Борису пришлось предъявить удостоверение.

«Цербер» подтянулся, энергично налег на створки ворот, и они, пронзительно взвизгнув, распахнулись. Женя уверенно вел машину по дороге, петлявшей среди огромного мандаринового сада. Как и все дачи Сталина, новоафонская появилась неожиданно. Густые заросли мимозы и олеандра расступились, и за ними возник одноэтажный особняк. На стоянке их встретил крепыш лет сорока. Смуглое открытое лицо украшали неизменные для абхаза щегольские усики, а жгуче-черные глаза пытливо всматривались в гостей.

— Здравствуй, Боря! — поздоровался он с Быстроногом и посетовал: — Что-то давненько ты не заезжал.

— Все дела. Извини, что без звонка.

— Какие могут быть извинения! Гостям мы всегда рады!

— Познакомься, Тимур, мои друзья Николай и Юрий, — представил их Быстроног, и его голос потеплел, когда речь зашла о «хозяине» госдачи. — Тимур Папба — комендант госдачи, во время войны комиссар батальона, замечательный рассказчик и…

— Перестань, Боря! Ну, какой я комиссар, так, бывший пожарник. Это война сделала за нас выбор и определила каждому свое место в строю.

— Да натворила она здесь бед! — посочувствовал Остащенко. — Только что своими глазами видели. Такое место и в каменоломню превратили!

Упоминание о войне тенью отразилось на добродушном лице Тимура, и он с ожесточением произнес:

— Развалины — не самое страшное?! Рано или поздно отстроим! А как быть с горем и ненавистью, что поселились в наших сердцах?! Как? Не так страшна смерть — с ней рано или поздно свыкаешься, а предательство и подлость. Они, как грязь во время потопа, полезли из самых темных щелей человеческой души. Предавали и грабили не инопланетяне, а те, с кем рос, дружил и делил хлеб-соль. Мне повезло. За всю войну ни царапины, и родные, слава богу, живы. А как быть тем, у кого изнасиловали сестру, убили отца, мать, брата? Как? Умом понимаешь: с соседом-врагом рано или поздно придется мириться, но сердцу не прикажешь! — и, смутившись своих чувств, Тимур извинился: — Ради бога простите, что с гостями не о том заговорил. Совсем про хлеб-соль забыл.

— У нас всего полчаса, — пытался отказаться Быстроног.

— Боря, а что люди скажут: у Тимура вино кончилось?

— Может, в следующий раз, нам бы только посмотреть дачу, — предложил Кочубей.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился Тимур и распахнул тяжелую дубовую дверь.

Из глубины комнат потянуло затхлым запахом отсыревшего дерева. Время и безденежье наложили свой отпечаток на дачу Сталина. Рисунок паркета потускнел, и он потрескивал под ногами. Деревянные панели и резные из капа потолки, как лицо старца, избороздили глубокие морщины-трещины. Обивка диванов и кушеток выцвела и потускнела. Батареи телефонов в кабинете и зале заседаний безнадежно молчали.

— Ну и тоска, — заметил Юрий и зыбко повел плечами.

— Пройдемте в другое место, там будет веселее, — предложил Тимур.

— Тимур, мы опоздаем, — напомнил Быстроног.

— Только на пару минут, ребята.

— Если только на пару, — согласился Кочубей.

Они оставили мрачный зал заседаний, вслед за Тимуром обошли дачу, поднялись на летний балкон и вошли в бильярдную. После смерти Сталина в ней мало что изменилось. Мягкий свет светильников матовыми бликами отражался от деревянных из ореха панелей и бортов великолепного бильярдного стола. На экране домашнего кинотеатра, сжавшись в кучку, поеживались их тени. Десяток стульев и круглый стол составляли всю мебель бильярдной. На нем, как по волшебству, появились трехлитровый графин с вином и ваза с фруктами.

— Тимур, зачем? Это лишнее! — возразил Кочубей.

— Мы так не договаривались, Тимур! — тоже пытался протестовать Быстроног.

— Боря, мы в Абхазии или где? — был неумолим Папба и, разлив вино по стаканам, поднял тост: — За друзей! — а когда они выпили, предложил: — А теперь одну партию в бильярд на столе товарища Сталина!

— С удовольствием, но в другой раз, — отказался Кочубей.

— Николай, зачем себе отказывать?

— Коля, быть здесь и не сыграть на бильярде Сталина — грех! — поддался искушению Остащенко.

— Ладно, только блиц! Разбивает хозяин! — согласился Кочубей.

Тимур выставил на стол биток, склонился над бортом и легким, изящным движением закрутил «рыжего». Шар, вскользь коснулся пирамиды, стремительно прокатился по столу и нырнул в левую лузу.

— Мастерский удар! — похвалил Остащенко.

— Да, Юра, нам с тобой тут ловить нечего, — согласился Кочубей и бросил взгляд на часы.

До отлета самолета оставалось всего два часа. С трудом отбившись от предложения Тимура пропустить еще по стаканчику афонского вина, они покинули бильярдную. Он проводил их до машины и в последний момент ухитрился запихнуть им бутыль вина.

Давно уже скрылась за густой зеленой стеной дача Сталина, а в памяти Николая и Юрия все еще звучали слова Тимура: «Я жду вас, ребята! В Абхазии есть все для сердца и души!»