Здорово он потрудился с моим сознанием, нашел я немного успокаивающую мысль и, ободренный исчезнувшей дрожью в коленях, взошел по ступеням главного входа и, не без опасений, ткнул в дверь тростью (надо признать, отличная вещь, позволяет ее обладателю, истинному джентльмену, действовать на расстоянии и не пачкать рук). Филенчатая, массивная на вид створка не оказала ни малейшего сопротивления и с подозрительной беззаботностью отошла от «сестры», предоставив моему взору длинный и довольно узкий для размеров Дома коридор. Все, что способны были разглядеть в царящей там темноте мои глаза, это стены, обтянутые гобеленами, ряды канделябров с потушенными свечами и очертания фигур, похоже мраморных, изображавших… впрочем, кого они изображали, понять было невозможно. Холодок пробежал по спине снизу вверх и удобно устроился у меня на затылке, слегка приподняв головной убор. Страх темноты хотел я написать первым номером, когда, сидя на скамейке, под неотрывным взором зазывалы припоминал свои слабые стороны. Судя по всему, именно это испытание и ждало меня впереди. Поддавшись порыву, продиктованному посетившей меня мыслью, я шагнул (чересчур смело) за порог, и легкое дуновение ветра, более напоминавшее чей-то шепот или приглушенный смешок, захлопнуло массивную дверь за моей спиной. Я инстинктивно дернулся назад, схватился за ручку и рванул на себя, в замке раздался щелчок, и я оказался заперт.
Темнота пугает не неизвестностью, а отсутствием зрительного контакта с тем, что вы обязательно вообразите себе притаившимся в густой черноте, причем весьма живо и красочно, награждая лесную корягу клыками секача и рогами мифического чудища, ножки стула в темном углу оборачиваются лохматыми лапами жуткого паука, а свернувший перед вами за угол незнакомец в поздний час непременно окажется в вашем парализованном страхом сознании маньяком, что держит в карманах острые крючки, окровавленный нож и прочную леску для удушения в подворотнях своих жертв.
Все вокруг молчало, подозрительно и зловеще, мурашки перестали суетиться у меня на спине, переместившись вниз живота и плотно обосновавшись там, я прижался к стене, не отрывая руки от дверной ручки, ноги постепенно отказывались удерживать тело в вертикальном положении, и оно, безвольное и дрожащее, медленно опускалось вниз. Единственным органом, сохранявшим, а возможно, даже усилившим свою продуктивность, оставался слуховой аппарат, возбужденный до предела в попытках уловить хоть малейший звук присутствия мира, если он еще существовал.
Чтобы не сойти с ума в этой «пыточной камере», я продолжил рассуждать о страхе, и в ответ на этот импульс, в конце коридора, вспыхнула полоска света из-под двери, о наличии которой в кромешной тьме я и не подозревал. Окружающая чернота слегка рассеялась, в прямом и переносном смысле. Господи, вспомнилось мне сидение на скамейке, страх неизвестности сменил тогда в мыслях моих ужас перед темнотой.
Неизвестность же, таящаяся впереди, даже под солнечным светом в людном месте или, как в моем случае, притворяющаяся желтой безобидной лентой, страшит незнанием ее плодов, отсутствием образов, пусть самых ужасающих, хранимых сознанием и бережно передаваемых им воображению.
Итак, страх темноты с легкостью перебивается страхом неизвестности, сказал я себе и отлепился от дверной ручки, а страх неизвестности побеждается… любопытством. Это был неожиданный вывод, и я решился сделать шаг по направлению к полосе света, которая тут же «моргнула» под чьими-то бесшумными шагами. Там кто-то есть, пронеслось в мозжечке, и я, чтобы не потерять равновесия, остановился и замер.
Пресловутая неизвестность, до этого немного ослабившая хватку, снова сжала цепкие пальцы на моем горле. Все походило на ловкий маневр, покинув одну дверь, я находился вдалеке от другой, весь на виду… у кого-то. Вот черт, наверняка зазывала с подручными через какой-то скрытый глазок рассматривают мою замысловатую позу (поднятая в воздух и застывшая нога, растопыренные руки и безумный взгляд), еле сдерживаясь от смеха. Обидно, ей-богу, обидно и… смешно. Я улыбнулся и обреченно направился к свету, стараясь не глядеть на желтую полоску и не прислушиваться к происходящему вокруг, причин пугаться у меня будет еще предостаточно. Практически избавившись от волнения, я подошел к двери и рванул ручку на себя, комната, залитая сиянием множества свечей, ослепила, я зажмурился и прикрыл глаза ладонью, здесь, на своей территории, страх неизвестности имел надо мной абсолютную власть: убрать руку и разлепить веки — узреть то, чего не могу и представить себе, — вот истинное потрясение для разума, подобное тому всплеску ужаса и отчаяния, когда новорожденный готовится распахнуть очи свои новому миру, не предполагая всего того, что ждет его впереди.
Чертов зазывала знает свое дело, продумал аттракцион до мелочей, наверняка наслаждается сейчас произведенным эффектом.