Зрелище показалось настолько ошеломляющим, что Ира непроизвольно прикрыла ладонью рот, чтоб не вскрикнуть. Первая мысль была, что поезд развернули, и он едет обратно в Москву, но такого же не могло быть!.. Она смотрела на первый в своей жизни румынский пейзаж, пребывая в ужасе и полной растерянности, а поезд уносился вперед – фигуры скрылись из вида, и перед глазами по-прежнему растилась замерзшая пустыня, которую тем, несчастным еще предстояло пройти.
Утро не принесло Вале ничего нового и неожиданного. Она выспалась и лежала, лениво щурясь от яркого солнца, заглядывавшего в окно. Потянулась. Первые минуты после пробуждения всегда самые сладостные – сознание еще не включилось в обычный ритм, связанный с решением насущных проблем, с переживаниями, оставшимися со вчерашнего дня и прочей житейской галиматьей, заполняющей наше существование. Было так хорошо просто лежать, ощущая себя заново родившейся для того, чтоб наслаждаться жизнью.
Тем не менее, она все-таки вылезла из-под одеяла. С касанием пола, стали медленно возвращаться события вчерашнего дня, но сейчас они не имели такой мрачной окраски. Валя совершенно не чувствовала себя сумасшедшей, и ей сделалось смешно оттого, что она могла так о себе подумать.
После завтрака Валя оделась и вышла на улицу. Ее вчерашние следы, видневшиеся вдоль всего дома, вызвали лишь улыбку.
Когда поезд подходил к Бухаресту, первый шок у Иры уже прошел. Она вновь привыкла к снегу, к маленьким станциям с убогими вокзальчиками, к людям, одетым в старые серые куртки. Иногда начинало казаться, что пересечение границы было сном, и направляются они куда-нибудь в северо-казахстанские степи. Только написанные чужими буквами названия, неизвестные автомобили, да мужские головные уборы, напоминавшие папахи, говорили о том, что все-таки ночью был не сон.
Дима воспринял возврат в зиму более философски. Он спал так крепко, что не помнил даже как поезд стоял на границе, и теперь с интересом смотрел в окно, принимая все, как должное. Ему очень приглянулась фраза, произнесенная как-то Андреем: «В стране пребывания надо жить по законам страны пребывания». Что ж теперь делать, если здесь такая погода, и кто сказал, что она должна быть другой?.. Он уже устал думать о том, что им предстоит сделать и что их ждет впереди – он просто ехал, тупо и равнодушно… а куда деваться, если поезд шел в этом направлении?.. Не было ни радости от встречи с новой страной, ни разочарования ее внешней заурядностью.
Андрей занимался своими коробками, вновь что-то сортируя и перекладывая. И в этой тишине из динамика неслась однообразная мелодия, напоминавшая то ли индийскую, то ли цыганскую, но, в любом случае, Дима не назвал бы ее красивой.
Перрон возник неожиданно. Вроде, и города-то еще не было, а поезд уже замедлил ход и стал плавно останавливаться. Перед окном, через несколько пустых путей виднелась серая стена с большими стеклянными окнами, колонны навесов, совсем как на Киевском вокзале в Москве.
– Приехали, – объявил Андрей и затараторил по-румынски.
– Что-что?.. – Ира засмеялась.
– Привыкайте, а то русский здесь не в почете. Даже если кто и знает его, никогда не признается… ну, за редким исключением.
На перроне их ждали двое парней в куртках и меховых шапках явно российского производства, приятно отличавшихся от дурацких румынских папах, а прямо рядом с вагоном стояли два автомобиля со смешными квадратными номерами.
– Это для аккредитованных иностранцев, – пояснил Андрей, видя Димино удивление, – чтоб со своими не путать. Пойдем, поможешь.
Вчетвером они быстро набили коробками красный «Москвич-универсал», и парни уехали, а Андрей повернулся к заскучавшей Ире.
– Чего стоишь? Садись в мою «лайбу». Отвезу вас в гостиницу, а сам съезжу в Торгпредство. Пока осваивайтесь, а вечером я расскажу программу дальнейших действий.