Она бросила быстрый взгляд на Конева, чья спина была прямой и неподвижной. — Но теперь, — начала она снова, — я сделаю свое дело, даже если буду полумертвой от страха. И никто, глядя на меня, не скажет, что я боюсь. И тебе следует вести себя так же, мистер Американец.
Моррисон судорожно сглотнул и сказал:
— Да, конечно.
Но даже для него самого это прозвучало неубедительно.
Он огляделся. Не было никакой необходимости говорить шепотом в таком замкнутом пространстве. Ни один шепот не был достаточно тихим, чтобы не быть услышанным.
Баранова, стоявшая позади Калныни, вроде была занята своими приборами, но на ее лице играла легкая улыбка.
Одобрения? Осуждения? Моррисон не мог определить.
Что касается Дежнева, то он обернулся и сказал:
— Наталья, артерия все еще сужается. Не могла бы ты ускорить процесс?
— Я сделаю все, что нужно, Аркадий.
Взгляд Дежнева остановился на Моррисоне, и он с усмешкой подмигнул ему:
— Не верь крошке Соне, — сказал он деланным шепотом. — Она не боится. Никогда не боится. И просто не хочет оставлять тебя один на один со своими проблемами. У нее очень мягкое сердце, такое же мягкое, как ее...
— Замолчи, Аркадий, — оборвала его Софья. — Не сомневаюсь, твой отец говорил тебе, что не умно так много бренчать в пустом котелке, который ты называешь своей головой, ржавой ложкой, которую ты называешь своим языком.
— Ах, — выдохнул Дежнев, округляя глаза. — Это грубо. Что, действительно, говорил мой отец, так это: «Ни один нож не может быть заточен так остро, как женский язык». Справедливо, Альберт? Достичь молекулярного уровня — это ерунда. Подождите, пока мы научимся соединять теорию относительности с квантовой теорией и с небольшим количеством энергии сможем уменьшить себя до субатомного размера. Вот тогда будет дело.
— Что я вижу? — воскликнул Моррисон.
— Мгновенное ускорение. Мы просто исчезнем. — Он быстро убрал руки с кнопок пульта, чтобы показать жестом, сопровождаемым пронзительным свистом, как именно это произойдет.
— Руки на пульт, Аркадий, — прозвучал спокойный голос Барановой.
— Конечно, дорогая. Просто момент оправданной драматизации. Ничего более.
Дежнев повернулся к Моррисону:
— Мы мгновенно достигнем скорости, почти равной скорости света. За десять минут мы сможем пересечь Галактику, за три часа — достигнуть Андромеды, а за два года — ближайшего квазара. А если скорость все еще будет недостаточной, мы продолжим миниатюризацию. Мы достигнем сверхсветовой скорости, мы достигнем антигравитации, мы достигнем всего. Советский Союз продолжит путь ко всему этому.
Моррисон спросил:
— А как вы будете управлять полетом, Аркадий?
— Что?
— Как вы будете управлять всем этим? — серьезно повторил вопрос Моррисон. — Ведь если размер и масса корабля будут уменьшены до таких размеров, он мгновенно вырвется в пространство со скоростью в сотни световых лет в секунду. Это означает, что если бы у вас были триллионы кораблей, они разлетелись бы в разных направлениях — в сферической симметрии, как лучи солнца. Но поскольку корабль у вас только один, он полетит в одном определенном направлении, причем совершенно непредсказуемом.
— Это — проблема для теоретиков, вроде Юрия.
До этого момента Конев не проявлял никакого интереса к разговору, но тут он громко фыркнул.
Моррисон подытожил:
— Я не уверен в том, что стоит развивать подобные путешествия и так беззаботно игнорировать проблему управления ими. Твой отец сказал бы в подобном случае: «Мудрый человек не возводит крышу прежде стен».
— Он мог бы так сказать, — ответил Аркадий, но в действительности он как-то сказал: «Если найдешь золотой ключ, к которому нет замка, не выбрасывай его. Золото ценно само по себе».
Баранова поднялась со своего места позади Моррисона:
— Хватит болтать и глазеть. Где мы сейчас, Юрий? Мы продолжаем движение?
— На мой взгляд — да, — ответил Конев. — Но я хотел бы, чтобы американец поддержал мое суждение или опроверг его.
— Я не могу сделать ни того, ни другого, пока ремни безопасности держат меня в кресле, — вздохнул Моррисон.
— Ну так расстегни их, — посоветовал Конев, — поплавав немного в невесомости, ты привыкнешь к этому состоянию.
С минуту Моррисон ощупывал ремень, забыв, где находится застежка. Калныня протянула руку и освободила его.
— Спасибо, Софья.
— Ты тоже научишься, — безразлично уронила она.
— Поднимись выше, чтобы видеть через мое плечо, — сказал Конев.
Чтобы проделать это, Моррисон сильно оттолкнулся от спинки стоящего впереди сиденья и благодаря ничтожности инерции сейчас же взмыл вверх, ударившись головой о потолок корабля.
Случись это в нормальных условиях, он наверняка заработал бы сотрясение мозга. Но то же уменьшение массы и инерции, что подбросило его к потолку, сразу же опустило его вниз. Причем Моррисон не испытал ни боли, ни давления.
Оказалось, что остановиться — так же легко, как и привести тело в движение. Конев прищелкнул языком:
— Осторожно. Просто подними руку вверх, медленно поверни ее и оттолкнись ею, как пловец. Медленно. Понял?
Моррисон так и сделал. Он медленно начал двигаться. Но, ухватившись за плечо Конева, остановился.