Фантастическое путешествие

– Ну, неважно, как, – говорил Мичелз в этом месте. – Вы получаете картину всей кровеносной системы в трех измерениях, которая потом может быть записана в виде большого количества сечений и проекций, сколько потребуется для работы. Если изображение соответственно увеличить, вы сможете проникнуть в мельчайшие капилляры. Вам это, вероятно, понятно. И это делает из меня настоящего географа, – добавлял Мичелз. – Географа человеческого тела, наносящего на карту его реки и заливы, его фиорды и ручьи. Многие из них более запутаны, чем любые другие на земле, уверяю вас.

Рейд взглянул на карту через плечо Мичелза и спросил:

– А это чья, Макс?

– Не того, о ком бы стоило говорить.

Мичелз отложил ее в сторону.

– Я жду вот и все. Другие во время ожидания читают книгу. Я читаю кровеносную систему.

– Вы тоже ждете, а? Так же, как и он?

Рейд кивнул головой в направлении кабинета Картера.

– Ждете того же самого?

– Жду, когда Бенеш будет здесь. Конечно. И еще, знаете ли, я не совсем верю в это.

– Не верите во что?

– Я не уверен, что у этого человека есть то, о чем он говорит. Я физиолог, конечно, а не физик.

Мичелз пожал плечами, словно подтрунивая над самим собой.

– Но я предпочитаю верить специалистам. Они утверждают, что это не тот путь. Я слышал, они говорят, что принцип неопределенности не дает возможности осуществить это дальше, чем на определенное время. А можете ли вы поспорить с принципом неопределенности?

– Я тоже не специалист, Макс, но те же самые специалисты говорят нам, что Бенеш – самый большой специалист в этой области. Другая сторона, у которой он был, сохраняла равенство с нами только благодаря ему. У них нет больше никого из перворазрядных специалистов, в то время как у нас есть Залецкий, Крамер, Ритчхейм, Линдсей и все остальные. И наши самые значительные лица верят, что если он говорит, что у него что-то есть, то это действительно так.

– Верят? Или просто считают, что мы не можем себе позволить не использовать этот шанс?

В конце концов, даже если окажется, что у него ничего нет, мы будем победителями и в этом случае. Другая сторона больше не сможет воспользоваться его услугами.

– Зачем ему лгать?

– Почему бы и нет? – сказал Мичелз. – Благодаря этому его вытаскивают оттуда и привозят сюда, где, как я полагаю, ему хочется быть. Если окажется, что у него ничего нет, мы же не отправим его обратно, не правда ли? Кроме того, он может и не лгать, он может просто ошибаться.

– Уф-ф…

Рейд наклонил свое кресло назад и положил ноги на письменный стол, совсем не по-полковничьи.

– В этом есть резон. И если он надувает нас, это будет на руку Картеру. На руку всем им, дураками.

– Вы ничего не получили от Картера?

– Ничего. Он не хочет заниматься делами, пока не прибудет Бенеш. Он считает минуты так же, как это теперь делаю я. Осталось 42 минуты.

– До чего?

– До того момента, когда самолет, на котором летит Бенеш, приземлится в аэропорту. А биологическая наука ничего не получит. Если Бенеш заключил сделку только для того, чтобы сбежать с другой стороны, мы ничего не получим. И если это правда, мы тоже ничего не получим. Оборона заберет все, каждый ломтик, каждую крошку, даже запах. Будет слишком заманчиво поиграть с этим, и они никогда не упустят этой возможности.

– Чепуха. Разве что в самом начале. Они уцепятся, но у нас тоже есть возможность надавить. Мы свободно можем напустить на них Дьювола, ревностного богобоязненного Петра.

Гримаса отвращения пересекла лицо Рейда.

– Я бы с удовольствием пустил его на военных. А учитывая то, что я чувствую сейчас, я бы с удовольствием бросил его и на Картера тоже. Если бы Дьювала зарядить отрицательным зарядом, а Картера – положительным и столкнуть их вместе, чтобы они испепелили друг друга…

– Не будьте таким кровожадным, Дон. Вы воспринимаете Дьювала слишком серьезно. Хирург – это артист, скульптор живой ткани. Великий хирург – великий артист и имеет соответствующий темперамент.

– Ну, у меня тоже есть темперамент, но я не пользуюсь им, чтобы быть таким въедливым. Кто дает Дьювалу исключительное право быть агрессивным и высокомерным?

– Если бы у него было это исключительное право, мой полковник, я был бы счастлив. Я бы оставил его за ним со всеми возможными благодарностями, пусть это будет только его право. Несчастье в том, что в мире есть очень много других агрессивных и высокомерных характеров.

– Полагаю, что так, – пробормотал Рейд, но не успокоился. – 37 минут.

* * *

Если бы кто-нибудь повторил данную Рейдом оценку характера Дьювала самому доктору Питеру Лоуренсу Дьювалу, то услышал бы в ответ такое же короткое фырканье, как и в случае объяснения в любви. И не потому, что Дьювал был нечувствителен как к оскорблению, так и к обожанию, а потому, что он реагировал на это только тогда, когда имел время, а имел он его очень редко.

Обычное выражение его лица вовсе не означало, что он сердит. Это было скорее результатом сокращения мускулов, которое возникало, когда его мысли блуждали неизвестно где. Видимо, все мужчины по-своему убегают от мира. У Дьювала это выражалось в сосредоточении на своей работе.