Фанни Каплан

Она не успевает повернуть назад. Мимо, едва не задев колесами, проносится грохоча коляска, заваливается набок, опрокидывается. Бьется пытаясь подняться лошадь, выбираются наружу какие-то люди, бегут вдоль деревьев. Один, в мятом картузе, волочит ногу, отстает. Стаскивает с плеча сумку, размахивается широко – сумка летит в заросли крапивы. Оборачивается в ее сторону…

– Ярослав, Кирилл! – кричит. – Не задерживайтесь, уходите дворами! Я остаюсь!

Парень ковыляет решительно в ее сторону. Она оцепенела, ноги как ватные, не слушаются: сейчас начнет душить!

– Тихо!

Он обнимает ее рукой за плечи. Совсем еще мальчишка. Пышный чуб из-под околышка фуражки, дышит прерывисто, тяжело…

– Иди спокойно! Я твой миленок, ясно? Гуляем…

Прилаживается поудобней:

– Не дрожи, не съем…Голову положи на плечо…

Из темноты в конце переулка показываются верхоконные. Скачут по мостовой, надвигаются, загарцевали рядом. Полицейские. Шашки на перевязи, кобуры.

– Кто такие? – перегнулся с седла старшой.

– Фабричные, – отзывается парень. – С маслобойки.

– Людей бегущих видали? С коляски энтой… – старшой указывает на опрокинутую пролетку.

– Видали. Двоих али троих. Один, кажись, с сумкой. Побегли в сторону Рыбной…

– Ага, давай! – трогают коней полицейские.

Топот копыт, всадники исчезают за углом.

– Накось, выкуси! – парень смачно сплевывает под ноги. – Фараоны хреновы!

Оборачивается воровато по сторонам, ковыляет к кустам крапивы, возвращается с сумкой.

Они идут бок о бок, парень прикрывает полой рубахи сумку, старается не хромать.

– Живешь где?

– На Чудновской.

Свернув за угол они выходят на перекресток. В жидком свете фонарей можно разглядеть его лицо. Чернобровый, синие-пресиние глаза. Совсем не страшный.

– Учишься? Гимназистка?

– Работаю. У мадам Рубинчик. Белошвейкой.

– А, у сахарозаводчицы? Слыхал… О том, что видела, ни слова! – у него посуровел голос.– Никому, никогда! Проболтаешься, пожалеешь. Поняла?

Она кивает молча в ответ.

Испарился он внезапно. Подтолкнул слегка в спину, когда они огибали башню водокачки, пропал из виду.

Она не помнит, как добралась до дому. Долго стучала в калитку. Сонный сторож о чем-то спрашивал, она не отвечала. Перебежала двор с цветочными клумбами, завернула к флигелю. Поднялась по скрипучей лестнице, отперла дверь. Ворочалась в постели, вставала, пила воду. В мыслях вертелось безостановочно: опрокинутая коляска… полицейские в седлах… синеглазый парень…

– Новость слыхала? – спросила утром усаживаясь за машинку Меланья Тихоновна. – Ломбард Адисмана ограбили. Анархисты, вроде бы. Денег, грят, тыщи полторы унесли, если не больше. Самого едва на тот свет не спровадили…. Вид у тебя… – покосилась из-под очков. – Спала плохо?

– Да, чего-то. Комары заели…

– По дому скучаешь. Эх-хе-хе… Ну, давай за работу. Воз и тележка еще шитья впереди…

1904-й год: газетная хроника.

Январь:

«Новое время»:

Москва. «Придерживаясь старого обычая большая часть населения Москвы встречала Новый год с бокалами вина в клубах и ресторанах. Начиная от «Эрмитажа» и «Тестова» и кончая «Стрельной» и «Яра», везде царило оживление и веселье. Почти до рассвета мчались по городу тройки развозя по домам публику, хотя и преисполненную светлых надежд, но достаточно уставшую и опустошившую карманы».

Владивосток. «Сегодня здешние японцы мирно праздновали свой Новый год. Относительно переговоров между Японией и Россией ничего не известно».

Москва. «В Строгановском училище открылась первая выставка недавно основанного Союза русских художников. Выставка включает в себя до 200 произведений, среди которых находятся работы: В. Васнецова, А. Васнецова, К. Коровина, Малютина, Головина и др. Выставка обильна, но мало интересна».

Москва. «Вчера на катке Патриарших прудов происходило состязание конькобежцев, устроенное Русским гимнастическим обществом. Дистанция 1500 метров. Из 14-и бежавших первым сделал дистанцию г. Седов – 2 мин. 43 сек».

«Новости дня»: