Фанни и Александр

Роза: Мне никогда в жизни не было так хорошо. Все такие добрые. Особенно господин директор. Он, наверное, всех любит.

Эмили: Он, безусловно, любит всех, но особенно молодых девушек, так что будь осторожна, Роза.

Роза (двусмысленно): О боже!

Эмили: Спокойной ночи, Роза!

Эмили отправляется пожелать спокойной ночи детям. Она идет по квартире, наслаждаясь вечерним светом и тишиной. В гостиной сидит пьяненький Густав Адольф со стаканом грога в руках.

Эмили: Не пора ли спать?

Густав Адольф: Ха-ха-ха!

Эмили: Не забудь погасить лампу, когда будешь уходить.

Густав Адольф (отдает честь): Слушаюсь, полковник. Ха-ха-ха!

В детской происходит что-то таинственное. Шторы спущены, на полу расстелены одеяла, рядом горят стеариновые свечи, с двух сторон установлены ширмы. Аманда, завернувшись в простыню поверх ночной рубашки, скользит по комнате. Фанни и Енни взобрались на стулья и сидят, держась за руки. Александр лежит, распростертый на полу, лицо у него закрыто носовым платком.

Фанни: Привет тебе, могущественный король, владыка всех миров. (Кланяется Аманде.)

Енни (пищит): Тебе не кажется, что он бледноват?

Фанни: Он почти прозрачен.

Енни: Если мне будет дозволено высказать своё мнение, то, по-моему, вид у него неприятный. А как от него воняет!

Александр (из-под платка): Я умираю!

Фанни: Я вижу его пустые глазницы! Фу!

Енни (пищит): А в голове уж точно пусто! Фу!

Эмили незаметно наблюдает жуткий спектакль. Аманда останавливается, не теряя достоинства, поворачивается к матери и объясняет, что они репетируют пьесу, написанную Александром, и не хотели бы, чтобы им мешали.

Эмили: Только поосторожнее со свечами и не засиживайтесь слишком долго.

Она осторожно закрывает за собой дверь, из-за которой теперь доносятся жуткие хрипы умирающего и испуганные крики живых. Смерть обрела своё воплощение в детской.

Эмили вновь проходит через столовую. Альме только что удалось вытащить Густава Адольфа из кресла, они добродушно переругиваются. Директор ресторана уверяет, что он абсолютно трезв, а Альма выражает сомнение в истинности его слов. Он не хочет идти спать, считает, что праздничный день следовало бы увенчать бутылкой шампанского. Альма доказывает, что в такое позднее время ни у кого нет желания пить шампанское, зато если он сейчас пойдет вместе с ней домой, то получит бутерброд с ветчиной и стакан пива.

Густав Адольф: Эмили наверняка не откажется выпить бокал шампанского за наших дочерей.

Эмили: Иди спать, Густен.

Густав Адольф: Я чертовски счастлив.

Альма: Прекрасно, Густен, но завтра тоже будет день. И ты будешь мучиться головной болью.

Густав Адольф: Мы опять все вместе.

Эмили (Альме): Я завтра еду на дачу договориться с мастерами. Тебе ничего не нужно? Я останусь там до четверга.

Альма: Тогда я постараюсь приехать во вторник.

Густав Адольф: Правда, у меня самая лучшая в мире жена?

Эмили: Гораздо лучше, чем ты того заслуживаешь.

Густав Адольф: И самая хорошенькая в мире любовница. Настоящая конфетка.

Альма: Ты завтра рано едешь?

Эмили: Не раньше двух.

Альма: Спокойной ночи, Эмили. (Поцелуй.)

Эмили: Спокойной ночи, Альма. (Поцелуй.)

Густав Адольф: Когда я вижу тебя, мне хочется плакать от радости. Подумать только, ты опять с нами.

Эмили: Спокойной ночи, Густен. Будь умницей, подумай об Альме, ей ведь тоже поспать надо.

Густав Адольф: Я-то знаю, что ей надо.

Со смехом и шумом они исчезают. Лестница оглашается гулким эхом и грохотом. Эмили оставляет открытой наружную дверь, чтобы выветрить запах сигары Густава Адольфа. Вернувшись в спальню, она обнаруживает там посетителей. Это Петра и Май, на их серьезных лицах выражение напряженного ожидания.

Петра: Мы хотим уехать в Стокгольм.

Май: Подруга Петры...

Петра: Ты её знаешь, Марианн Эгерман.

Май: ...собирается открыть модный магазин...

Петра: ...и зовет нас приехать и помочь ей.

Май: ...и нам бы очень хотелось...

Петра: ...просто ужасно хочется...

Май: ...но есть одна загвоздка...

Петра: ...папа собирается купить Май ту самую кондитерскую.

Май: Он такой добрый. (Начинает плакать.)

Петра: Май уже не в силах выносить папину опеку.

Май: Он такой добрый, это безнадежно.

Петра: Май хочет иметь свою жизнь и сама решать свою судьбу и судьбу ребёнка.

Май: Ума не приложу, что делать.

Петра: Мы говорили с бабушкой, она согласна с нами.

Май: ...мы и с Альмой говорили.

Петра: Мама сперва страшно возмутилась и сказала, что мы не имеем права так поступать с папой...

Май: ...а потом успокоилась и сказала, что жизнь должна идти своим путем и детей нельзя принуждать.

Петра: ...хотя она ужасно расстроилась за папу. Но надо ведь в первую очередь думать о себе. Папа уже старый. Правда, тетя Эмили?

Эмили: Идите спать. Я поговорю с бабушкой.