Фальшивые лабиринты, или Иллюзия отражений

Ну хорошо, а как она кошмары-то насылает? Или это мне самому снится, а компьютер у нее выключен?

СПАСЕМ ДРАКОНА!

Уснуть спокойно мне удалось лишь под самое утро, но, как ни странно, я успел выспаться за это время и — мало того — утром проснулся с острым ощущением чего-то несделанного и с огромной жаждой деятельности.

Посмотрев на своих товарищей, я заметил, что они также горят желанием совершать великие дела.

— Итак, — коротко сказал я, — не будем терять ни минуты. Все прекрасно знают, что нам предстоит сделать. Нам нужно убить принцессу и освободить дракона!

— Правильно! — гаркнул сэр Жеральд, расправляя плечи.

— Такая большая, а мучает такого маленького... — всхлипнул Юнис.

— По коням! — скомандовал я.

И мы поскакали. Мы даже не стали завтракать. Я был сыт по горло желанием немедленно расправиться с принцессой. Какое-то внутреннее чутье подсказывало мне, куда следует скакать, чтобы как можно скорее выполнить свое предназначение. И тогда всё: свобода, награда, все блага мира окажутся у наших ног.

Правда, второе внутреннее чутье, намного слабее первого, копошась где-то на дне сознания, подсознания, кэш-памяти, шептало, что тут что-то не так, что мы вроде бы должны наоборот: убить дракона и освободить принцессу, Но явная нелепость такой мысли лишь немного смущала, но не заставляла задуматься. Как можно убивать дракона, когда он — хороший? А принцес-са — злая. Она похитила его и унесла в железной клетке. Все так говорят, все очевидцы. Вот прямо вчера нам об этом в трактире рассказывали:

- Схватила прямо на лету — огромная, злая, зубы ощерила... Лапищей своей огромадной... Он, бедный, чуть не задохнулся, а уж уписался — точно. Так она его за это чуть вообще не задушила. И в клетку сунула. Бросила ему воробья дохлого, а он цветочки любит... и ягодки!

— Ну и принцессы нынче пошли, — вторил ему другой, — в наше время таких не было!

Показался замок. Я узнал, узнал этот типовой проект средневековых замков! Все замки в этой проклятой стране построены на одно лицо — так экономнее, не надо напрягать фантазию, не надо расширять память, не надо заниматься прогрессом. И пусть он выкрашен в веселенький красный и зеленый горошек на белом фоне — я все равно знаю, что внешность обманчива, что в нем скрывается злобная и коварная принцесса, которая похитила моего маленького и слабенького драконника, а я-то так надеялся, что он станет мне усладой в одиночестве и опорой в старости...

Я мчался и не понимал, что я несусь, но логика первого внутреннего чутья не находила никаких противоречий в моих мыслях; они плавно перетекали из извилины в извилину и лишь чуть-чуть спотыкались на втором уровне внутреннего чутья, но только спотыкались, не задерживаясь.

Вот, вот она появляется — гороподобная, величиной до неба, эта принцесса, одетая в украшенное алмазами величиной с пятиэтажный дом платье, — то-то будет добыча! — и в руках у нее огромный меч, и она изрыгает пламя, но мы ее не боимся, нет. Длинный меч — длинный рычаг, а еще Архимед доказал, что длинный рычаг описывает слишком длинный путь, или же для его поворота требуется слишком большая сила. На чем-то одном она обязательно проколется!

Нас трое: трое друзей, трое рыцарей, трое воинов... Что это за рев? А, это ревет принцесса, это ее боевой клич. Так это она — родная сестра иерихонской трубы? От ее крика высыхают горы, рушатся моря, листва облетает с елок и сосен, а птицы умирают на лету и остаются висеть в небе чаинками, прилипшими к экрану компьютера...

На небе сияет мультипликационное солнце — это не солнце, это пародия на него: оно желтой аппликацией приклеено к синей бумажке неба, на котором написано «Рецепт», а лучи его, медленно поворачиваясь, пропахивают зеленую бумагу травы, прорывая ее и распугивая залегших на дневку зайцев и ежиков.

Сэр Жеральд цепляется за один луч, чертыхается, хватает его обеими руками и, дергая, отламывает. И вот он уже едет торжествующе, с лучом солнца наперевес, выставив его, словно копье. А за плечами у него сверкает еще одно копье — настоящее! Теперь у него два копья!

Нам с Юнисом завидно, мы тоже хотим иметь такие же копья, мы останавливаемся, подпрыгиваем, пытаемся схватить хотя бы по лучу, но солнце уже боится, как бы не лишиться всех своих лучей, оно прячет, поджимает их, и больше не улыбается — улыбающаяся мордочка на его диске сменилась мордочкой грусти: ему жалко свой луч.

А так тебе и надо, не растопыривай их, как попало!