Fallout Fantasy (СИ)

Что происходило дальше, он воспринимал довольно смутно. Джон почувствовал, что его приподняли с земли. Нахлынувший поток холодного ветра на мгновение взбодрил его и он успел понять, что его чем-то укрывают, а потом несут. Убаюкивающий ритм колышущегося ложа вновь погрузил его в забытье, и, очнувшись в следующий раз, он уже ощущал окружающее его тепло и желтый, приятный свет, пробивающийся сквозь смеженные веки. Свет что-то загородило, и Джон приоткрыл глаза. Прямо над ним склонилось сморщенное лицо старика, обрамленное космами седых волос. Голову Джона кто-то бережно приподнял, и его губ коснулся край глиняной чашки. На кожу лица повеяло горячим, а в ноздри проник терпкий запах травяного отвара. Джон приоткрыл губы, и в рот немедленно полилась густая кашицеобразная субстанция. Едва она коснулась языка, он ощутил насколько горькое и отвратительное это варево, но выплевывать его было уже поздно. Он вынужденно тяжело сглотнул, пропуская кашицу внутрь себя, и последовавший за этим приступ рвоты едва не вывернул внутренности наизнанку. Джон шире раскрыл рот, чтобы вздохнуть, но на грудь ему легла чья-то рука, успокаивая и откидывая обратно в постель. В глазах вновь потемнело, и Джон стал ощущать, как проваливается куда-то вниз. Там, наверху, где он только что был, осталось его бедное измученное тело, а внизу, прямо под ним разгорался бледный свет, постепенно обступающий его со всех сторон. Ощущение времени и пространства для Джона исчезло, и он повис посреди пустоты, готовый уцепиться за все, что угодно - за боль, страдание, любой звук, любой отблеск, лишь бы получить точку отсчета сейчас и здесь в этом бледно-сером ничто.

Наверное, у него все же осталось одно из чувств или, быть может, это его новое состояние вне тела было наделено новым, доселе неведомым чувством, потому что нечто, не похожее ни на звук, ни на свет, но что-то иное, неописуемое человеческими словами, он смог все же воспринять. Это нечто было отдаленно похоже на некий зов, но выраженный не в звуке - это была скорее чистая эмоция, воплощенная в призыв, наполненный отчаянием, страхом и болью. Может быть, это его оставленное тело доносит до него болезненные корчи - пускай так, но Джон готов был терпеть невыносимую боль и телесные муки, лишь бы вновь вернуться в материальный мир. И едва он со всей силой захотел этого, откликнувшись на зов, тот пронизал его насквозь, и Джон внезапно понял, что вновь обрел телесную оболочку...

В глаза ударило ослепительное солнце, и вместе с этим его обступил душный, осязаемо плотный воздух. Вокруг, вне поля зрения, что-то оглушительно ухало и хлопало. Какофония звуков, ослепительный свет и весь тот сонм сопутствующих ощущений повергли Джона в шок. Он не понимал, где оказался и что происходит вокруг. Та боль и тот страх, которые он воспринял незадолго до этого, все еще ощущались им, и это подвигло Джона, заглушив неразбериху изголодавшихся по ощущениям чувств, наконец-то попытаться понять происходящее.

Оказалось, он сидит на песке, упершись спиной в колесо повозки, оглобли которой пригнул к земле мертвый брамин. Перед ним лежит гроздь рассыпанных патронов к дробовику и мало того, его правая рука сжимает обрез двустволки, а почему-то дрожащая левая почти смяла зажатый в ней дробовой патрон. Грохот и хлопки оказались выстрелами, сливающимися в отчаянную перестрелку. Пули свистели над головой, впивались в борт повозки, за которой он сидел, и взрывали фонтанчиками песок справа и слева. Искать ответ на вопрос, как он очутился здесь при подобных обстоятельствах, было некогда, потому как прямо на него, размахивая увесистым мачете, несся разъяренный толстяк, облаченный в грубые кожаные доспехи. Его крепкие белые зубы блистали в оскале на широком загорелом лице, а космы заплетенных на концах в косички волос развевались в стороны от стремительного бега. Мачете со свистом рассекало воздух, и не было никакого сомнения, что оно не замедлит своего движения даже когда отхватит Джону голову. А это мгновение неумолимо приближалось.