Фалько

Тот замотал головой, пытаясь перевести дыхание. Фалько выждал немного. Руки у него уже болели.

– Скажешь или нет?

– Я… никого… не выдавал…

Фалько достал пистолет, вытащил обойму, извлек патрон из ствола, положил руку Портелы на стол и рукояткой раздробил ему палец.

– О боже! – вскричал Хинес.

Сам Портела был так ошеломлен ударом, что не издал ни звука, а лишь широко открыл глаза и рот. Казалось, ему перерезали голосовые связки. И лишь через несколько мгновений завопил так пронзительно, что Фалько, ухватив его за волосы, затолкал ему в рот скомканный носовой платок. Он чувствовал, что Ева Ренхель не сводит с него пристального взгляда. Хинес метнулся в угол, пытаясь подавить приступ рвоты.

– Ты бы вышел на минутку, – мягко посоветовал ему Фалько.

Монтеро кивнул и, проходя мимо, остановился, но на Портелу старался не смотреть.

– Он наш товарищ, – пробормотал он.

– Был, – ответил Фалько. – И мы все ставим жизнь на карту.

Юноша колебался. От света голой лампочки, отражавшейся в круглых стеклах его очков, по бледному лицу скользили какие-то маслянистые отблески.

– Неужели нельзя без этого обойтись?

– Выйди на воздух, легче будет, – сказал Фалько.

Хинес открыл рот, словно собирался что-то сказать или вздохнуть поглубже. Но не сделал ни того, ни другого, а вышел и прикрыл за собой дверь. Фалько обернулся к Еве Ренхель, которая все так же стояла у стены, скрестив руки на груди, и наблюдала за ним.

– Хинес не за этим пошел в «Фалангу».

– А ты?

– И я тоже. Это мерзко.

– Мерзко.

Он вытащил изо рта у Портелы платок. Тотчас послышался протяжный медленный стон. Фалько взглянул на Еву:

– Ваши товарищи – спасители отчизны – делают такое каждый день, – проговорил он неторопливо. – И руки выпачкать не боятся.

– А ты что – видел? – враждебно спросила она.

– Разумеется, видел.

– А ты?.. Ты почему это делаешь?

Фалько, не отвечая, подошел вплотную к Портеле и пристально взглянул ему в самые глаза. Словно пытался что-то прочесть в зрачках, остекленевших от боли и страха.

– Ни Хинес с Кари, ни я не боимся умереть, – сказала Ева. – Мы готовы к этому. Но то, что делаешь ты…

Портела, уронив голову на грудь, поддерживая одну руку другой, продолжал подвывать, как раненое животное. Влажное пятно расползалось по левой штанине: он обмочился. Ничего общего, подумал Фалько, с тем малым, что утром играл на бильярде, покуда на улицах рвались бомбы. Много на свете путей-дорог, и все разные. И ломаются люди по-разному. Вся штука в том, правильно ли ты взялся за дело. Он, Фалько, выбрал верную. Помог, конечно, первый ее этап, очень помог. Достоинство удалось растоптать, так что некогда больше и думать о нем. Все тем же носовым платком он вытер с лица Портелы кровавую слюну.

– Если нас возьмут, сделают то же самое, – сказал он Еве Ренхель. – С ними, с тобой, со всеми. Впрочем, тебе и Кари будет похуже.

– Знаю. Потому и стою тут, смотрю на тебя… Много интересного узнала.

– О ком?

– О себе.

Ева по-прежнему стояла, прислонясь к стене, скрестив руки на груди. Да нет, она красива, заключил он, оглядывая ее плечи пловчихи, крепкие стройные ноги, золотистые волосы, остриженные коротко, по-мужски и придававшие ей какую-то странную, смутную притягательность андрогина. Двусмысленную прелесть, которая причудливо сочеталась с ощущением редкостной телесной крепости.

Сделав над собой почти физическое усилие, Фалько вернулся к действительности. Несколько раз глубоко вздохнул и посмотрел на Портелу:

– Ладно, товарищ, начнем сначала… Кого еще ты успел выдать?

Через пятнадцать минут они вышли в коридор, где их ждал Хинес Монтеро. Портелу, прикрутив к стулу, оставили в номере. Мгновение назад он потерял сознание.

– Не колется, – сказал Фалько. – А продолжать бессмысленно. Он сейчас готов сознаться в чем угодно. Есть грань, за которой это происходит со всеми.

– А что если он говорит правду? – спросила Ева.

Хинес посмотрел на нее удивленно:

– Ты же видела документ. Мы все видели… Сомневаться не приходится.

Юный фалангист уже пришел в себя. И теперь выказывал – или изображал – твердую решимость. Нетрудно догадаться, подумал Фалько, что так он заглаживает свою недавнюю слабость.

– Это может быть подделка, – сказала Ева.

– Ты ведь сама его принесла.

– Могли специально подложить.

– Чтобы ты его нашла? Сама-то в это веришь?

Ева беспомощно вскинула руки:

– Нет… По правде говоря, не верю.

Все трое переглянулись. Пламя свечи, горевшей на перилах, заметалось, и лиловатые тени замелькали по их сосредоточенным лицам. Убийцы держат совет, бесстрастно подумал Фалько. Мастер и два любителя. От этой мысли по лицу скользнула жестокая усмешка. Отчужденная и больше похожая на гримасу. Ева заметила ее.

– Ну и что же нам делать теперь? – спросила она.

Хинес судорожно сглотнул. Даже в красноватом свете свечи было видно, как он бледен.

– Слишком много говорим, – сказал он. – Пора кончать с этим.

– Ты, что ли, возьмешься?

– Кому же еще.

Все, что произносил Хинес, звучало со слегка вопросительной интонацией и как бы немного недоуменно. Ева смотрела на него с сомнением:

– А Кари?

Хинес не ответил.