Фактор «ноль» (сборник)

Погода солнечная, осеннее утро просто божественно. Самолет, который врезался в башню, зажег примерно на десяти ее этажах керосиновый пожар.

Двадцать первый век начался. Двадцать первый век будет устрашающе прекрасен. Двадцать первый век будет нескончаем.

Да и кто же сможет его остановить?

Итак, нет еще девяти утра, а я уже вновь родился в человеческом образе посреди разрушений, оставленных на своем пути человечеством, впавшим в идолопоклонство перед самим собой. Я умер – и снова родился, так как должен умереть опять, и скоро, чтобы получить возможность покинуть, на этот раз окончательно, свой передвижной наблюдательный пост, то есть свое человеческое тело, и вернуться в изначальную метаорганическую структуру, там, высоко, среди звезд.

Я не принадлежу к этому миру, и, несмотря на это, я тайно соединился с ним узами крови и пепла. Я не человек, но, несмотря на это, я скоро стану последним живым существом в этой башне.

Хотя… Не совсем так.

Я не стану единственным.

Ибо я пришел сюда не с целью совершить последнюю трансформацию в недрах человеческих теней. Я пришел сюда не только исключительно ради себя, не ради своего прошлого, настоящего, не ради своей судьбы, гибели, искупления. Я не знаю, почему пришел сюда. Я знаю лишь, что это гораздо важнее, чем моя персона, гораздо важнее, чем все мои ложные жизни, посвященные подглядыванию за родом человеческим, гораздо важнее, чем сама Миссия.

Я не знаю, почему я пришел. Мертвая зона происходящих событий. Великая сумеречная зона.

Но именно в сумерках проступают тени.

Причину, по которой я нахожусь здесь и сейчас, в этой охваченной пламенем башне, прямо под тем, что осталось от «Боинга-767», совершавшего рейс номер одиннадцать авиакомпании «Америкен Эрлайнс» из Бостона, я заметил только что. То есть я различил шум, который она производила. Природу этого шума мне удалось узнать: за тысячелетие исследовательской деятельности на Планете Людей я имел возможность изучить все вариации подобных звуков.

Я услышал голос, человеческий голос.

Этот человеческий голос звучит надо мной, он идет с верхнего, девяносто первого, этажа и сопровождается движением, которое мои глаза заметили на периферии зоны видимости.

Голос принадлежит ребенку.

Маленькой девочке.

Вот теперь я знаю, зачем пришел сюда. Я знаю, почему пришел умереть и возродиться в этой разбитой башне.

Я пришел ради этого ребенка.

На секунду мне это кажется столь очевидным и столь незначительным по сравнению с титанической ирреальностью летучего монстра, только что врезавшегося в высокую стеклянную башню, что я с трудом убеждаю себя в истинности происходящего. В наличии этого присутствия.

Но нет никаких сомнений.

Никаких.

Поскольку моя персона имеет миллионы вариантов выбора в микросекунду, то принимает единственное роковое решение в пространстве существования.

Итак, я родился и скоро умру.

Но я выживу.

И эта маленькая девочка – тоже.

Она плакала и издавала короткие стоны, словно раненое животное. Я дал бы ей на вид лет шесть. Девочка спаслась, она была жива и уже стала сиротой. Сквозь грохот пожара я услышал, как она произносила слова «мама, мама», прерываемые рыданиями. Сероватые клубы дыма плыли над ней газообразными эскадрильями, пляшущие отблески пламени окружали ее оранжевым океаном.

Я видел ее, я смотрел на нее, она находилась примерно в четырех метрах надо мной.

Она меня видела, она на меня смотрела. Я стоял внизу, бесконечно далеко.

Находилась ли она с самого начала на этом этаже? Там, где ползла сейчас по краю пролома, образовавшегося от взрыва, с распухшим лицом и в обгоревшей одежде? Упала ли сверху, катясь вниз с этажа на этаж от места удара?

Или же это чудом спасшаяся пассажирка самолета?

Было девять часов утра, на дворе стояла божественная погода, и конец Мира уже начался. Я протянул руки к маленькой девочке и просто сказал ей: «Иди ко мне, надо отсюда уходить. Быстро».

Она помедлила одну или две минуты, но ее слезы быстро высохли, а стоны почти сразу же затихли.

Она видела меня, она смотрела на меня. Ад бушевал прямо над ней. Там, видимо, горело и тело ее матери.

Надо было уходить.

С этим незнакомцем.

Незнакомцем со всех точек зрения, и даже в гораздо большей степени, чем она могла вообразить. С незнакомцем, дающим единственную надежду не погибнуть здесь, в аду пожара, озарявшего тьму.

Она прыгнула в мои протянутые, уверенно поймавшие ее руки.

Ее пылающее мокрое лицо уткнулось мне в шею.

Наш этаж, как и тот, с которого она спустилась, скоро захватит бушующий огонь. Я знал все – все, что случится, всю последовательность событий с точностью до минуты.

Нельзя было терять ни единого мига.

Надо было спускаться. Спускаться, пока второй самолет не врезался в Южную башню. Спускаться, пока она не обрушилась. Надо было спускаться, пока не обрушилась наша башня.