Фактор фуры

Впрочем, так можно решить, что и Славкин побег тоже был устроен - ради того, чтоб студия накрылась и у меня бы не осталось ни дела, ни денег, ни желания сидеть в городе… Ведь Славку-то Виктор точно знал…

А вот это уже точно паранойя.

Скорее всего.

Информации мало. Слишком мало информации.

Шоссе вело на Эвиан (французская граница на этой стороне озера была совсем недалеко от города) и шло прямо по берегу. Справа по склону сначала поднимался парк с каким-то уникальным розарием, потом начались сплошные виллы.

- «Швейцарская Ривьера» - это здесь где-то? - спросил я у Сереги.

- Это дальше - к другому концу озера. К Монтре туда…

(К тому Монтре, где - если верить Эм Шишкину - Владим Владимыч Набоков, арбитр, понимаете ли, вкуса и ненавистник poshlost’и, жил в свои последние годы в шестикомнатном люксе, а рядом с унитазом ему ежедневно меняли коврик с названием дня недели…)

Облака сползли по склонам почти на голову - так что даже с озера сейчас наверняка не разглядеть было широко рекламируемый Монблан. Хотя я так и не понял, видна оттуда (в нормальную погоду) сама высочайшая вершина Альп - или просто массив Монблан…

Мы свернули вправо, стали крутить в горку. Особняки тут стояли уже пореже и были еще поздоровее, «по-понтовее». Высадил таксист нас на пустой дороге меж двух каменных заборов рядом с закрытыми воротами в одном из них. За стеной просматривались деревья и черепичная крыша с башенкой.

- Ну и че будем делать? - осведомился я непонятно у кого.

(Смысл визита на виллу, купленную Страно, так и остался туманным. «Воздух понюхать». - «Попробуем, я не знаю, хоть сколько со сторожами, охранниками потрепаться… - пожимал плечами рыжий. - Вдруг с соседями получится… Сымпровизируем. Может, хоть выйдет оценить степень бредовости этой телеги про Эджа…»)

Серега смотрел куда-то мне за спину. Я обернулся. Пустая улица. Только на повороте, полускрытая углом стены, припарковалась прямо на крутом довольно взъезде машина: темная не то «пежо», не то «рено».

- Чего там? - спрашиваю.

- Н-ничего… - медленно, думая о своем, промычал рыжий, развернулся и не спеша, кулаки в карманах, двинул к воротам. Остановился, быковато глядя на них и соседнюю калитку. Пожал плечами, пробормотал: - Хрена ль мы теряем… - решительно шагнул и вдавил кнопку рядом с калиткой.

Секунд через пятнадцать та открылась, показался тип без формы, но сугубо охранного вида. Серега сказал что-то по-французски, тот несколько недоуменно ответил. После короткого диалога тип ушел обратно, не заперев калитку.

- Нич-че не понимаю, - покосился на меня рыжий. - Тут якобы вообще не жилой дом…

- А что?

Мирский шагнул назад, повертел головой, уставился на табличку с адресом:

- Да нет, все правильно… Тут якобы не жилой дом. Тут какой-то музей.

24

Пароход был как пароход: мачты, дымящая труба, палуба с матросами - только на мачтах вместо рей торчали широколопастные винты, долженствующие держать аппарат в воздухе; плюс толкающие винты, они же рули, - на носу и корме. Рисунок изначально был воспроизведен на титульном листе книги Лаланделя «Авиация, или Воздушная навигация без аэростатов» (1863 года) - так, по представлениям автора, одного из основателей созданного в том же году Общества сторонников летательных аппаратов тяжелее воздуха, будущее авиации и выглядело. В смысле, настоящее.

Членом и даже «инспектором» Общества был сам Жюль Верн: изображение Робурова «Альбатроса» (сделанное по указаниям писателя художником Беннетом) висело над его же, «Альбатроса», моделью - последняя была выполнена с тщательностью и достоверностью копии «в масштабе» реально существовавшего технического объекта. В соседних стеклянных ящиках стояли аналогичные модели «Наутилуса», трансформера «Урагана» и «колумбиады», пальнувшей в Луну Мишелем Арданом.

- Технический утопизм во второй половине позапрошлого века шел рука об руку с социальным, - разглагольствовал Дани. - Их вряд ли имеет смысл вообще особо разграничивать: тот же Робур, если вы помните, рассуждает о создании «воздушной Икарии» с населением из «икарийцев»: тех, кто лишен был свободы и справедливости на земле, но найдет их в стратосфере… Технический прогресс не мыслился в отрыве от общественного: стремительное развитие научной мысли, технологий (каковые уже наглядно и ощутимо - впервые в человеческой практике! - меняли картину мира) воспринималось подтверждением и результатом поступательного движения истории, о котором гуманистическая мысль твердила с Возрождения. А направление этого движения, согласно гуманистической мысли, могло быть единственным: всеобщая свобода-равенство-братство-сытость эт сетера. В конце концов, в пароход, паровоз, телеграф и прочее воплощался торжествующий (как начинало казаться) разум, а торжество его в социальной и политической сфере ожидалось в самом непосредственном будущем…