Фактор фуры

- Ну, они это мероприятие не очень афишируют. - Он бибикнул сигнализацией. - Во-первых, методика еще на глубоко экспериментальной стадии, во-вторых, она какая-то беспрецедентная, доселе небывалая - в общем, раньше времени шум лишний не нужен, - плюхнувшись на сиденье, он снял очки, критически их оглядел и принялся протирать, - дабы не срамиться в случае провала и сохранить эксклюзив в случае успеха… Тем более что немалые, судя по всему, деньги кто-то на исследования отстегивает. Короче, все делается в основном через личные академические контакты. Просто у нас в универе всем занимается Паша Латышев - а мы с ним, можно сказать, кореша.

- По блату меня пристраиваешь?

- Если все выгорит - с тебя банка чего-нибудь тамошнего аутентичного. - Он осторожно тронулся. - Эйропейского.

- Ну, я еще сам гляну, - я приспустил свое стекло, - что за народ. Как-то все это странновато выглядит. Честно говоря, как разводка какая-то. Неяcно только, кого разводят…

- Пчел, пчел… Да не, Юр, ты о чем. Пашу я очень хорошо знаю.

- Я вот тоже думал, что знаю одного кента. - Я мрачно затянулся.

Виктор быстро покосился на меня, ничего не сказал. Разумеется, он был в курсе истории с нашей студией и со Славкой (потому, собственно, и сделал это парадоксальное с переходом в сюр предложение).

- Твой Латышев же с физмата? - спрашиваю.

- Ну.

- А тут - социологические исследования…

- А это, между прочим, весьма модная в современной науке штука. Применение к социологии и конкретно к конфликтологии математического аппарата. И компьютерное моделирование социальных процессов, вооруженных конфликтов; попытки прогностики. Не слышал о таком? В Америке, по-моему, ставили эксперименты - загружали чуть ли не в «Крэй» кучу статистических данных на момент начала конфликта и получали его описание почти без отклонений от реальности… Я, конечно, в естественных дисциплинах порядочный чайник, но суть там вроде бы в том, что на социологию переносят физические законы и математический аппарат. Моделируют социальные процессы как физические…

Вдоль улицы Передовиков тянулся бесконечный бетонный забор, густо покрытый свастиками, надписями про русский порядок, Россию для русских и смерть черным.

- … И есть один парень, из наших, между прочим, Артур такой Белянин, эмигрант, в девяностых эмигрировал. В Англии он, кажется, сейчас живет. Светило завтрашнего дня. Он тоже работает в этом направлении, в направлении математического моделирования социальных процессов. Прогнозированием занимается, компьютерные программы составляет. Репутация у него, правда, довольно неоднозначная - одни его полагают шарлатаном, другие - чуть ли не гением, совершившим революцию в науке. Революционность его метода якобы в том, что в своих программах он пытается учитывать фактор иррационального. Они в каком-то виде включают то, чего любой машинный анализ вроде бы по определению чужд, - интуицию… - Виктор свернул к университетскому крыльцу и стал искать, где припарковаться. Дождь на глазах выдыхался.

- Это как?

- Только не проси объяснить. - Он отстегнулся. - Во-первых, подробности держатся в строгом секрете, во-вторых, без владения соответствующей теоретической базой ты в этих делах мозги вывихнешь. Но в общих чертах… в максимально общих и насколько я сам въехал… Иди, иди, - с чуть испуганной брезгливостью двинул Виктор головой в сторону неслышно возникшей у машины девочки. Она было безропотно пошла, но тут заметила меня, вылезшего из джипера.

Мы с ней знали друг друга. Звали ее Илона, лет ей было шестнадцать-семнадцать, но выглядела она гораздо младше, дай бог, чтоб на четырнадцать - и сквозь эти четырнадцать пробивались черты запущенной старухи. Она, наверное, была бы даже симпатичной - если бы не отсутствие половины передних зубов, волосы колтуном, серая, дряблая, утопленнику в пору кожа одновременно страшно худого и болезненно опухшего лица. Тихая, молчаливая до бессловесности, Илона жила c десятком других беспризорников возраста от десяти до восемнадцати в подвале моего подъезда, куда они влезали через щели в фундаменте, недоступные ни для одного взрослого.

Они спали там на обмотанных стекловатой трубах с горячей водой, нюхали тряпки, пропитанные «туликом», растворителем (клей «Момент», от которого балдели некогда еще мои одноклассники, окончательно стал легендой прошлого после того, как производящий его завод купили немцы и поменяли химсостав продукта, отчего тот перестал торкать), кололи в вены, а когда вены были сплошь истыканы, то куда попало невообразимую дрянь грязными шприцами, почти все они были заражены ВИЧ и гепатитом C, и те немногие, кто дотягивал до совершеннолетия, умирали уже не беспризорниками, а бомжами. Их дружно ненавидели и почему-то побаивались все жители подъезда, хотя были они совершенно безвредны, даже попрошайничали обычно в центре, подальше от места, так сказать, жительства; их регулярно отлавливали и бескорыстно избивали менты, иногда возвращая после этого в областной детдом, откуда они при первой возможности сбегали.