Факел (СИ)

Кристина Рихтер Факел

1

Зима давно укрыла землю: крупные снежинки хороводами спускались с темного, почти черного неба прямо на головы спешащих прохожих, но те лишь раздраженно отмахивались, ускоряя и без того быстрый шаг. Вольный ветер теребил магазинные вывески, напоминая людям, что настало время рождественских покупок. Но его никто не слышал. Все торопились, лишь изредка припоминая, что долгожданный праздник всего через две недели. Главная площадь городка была наполнена людьми, то и дело одергивающими капюшоны в надежде укрыться от непогоды. Их лица казались серыми, словно пепел, а глаза пустыми, как карманы нищего. Люди не смотрели друг на друга — взгляды были направлены под ноги, а губы беспокойно шептали о делах. Лишь один человек остановился посреди суетливой толпы и, подняв поблескивающие от мороза глаза, созерцал величие неба. Этим человеком была девочка. Самая обыкновенная девочка с тяжелым старым портфелем. Ей было не больше пятнадцати. Вязаная шапка презабавно сползала на лоб, накрывая собой изломы темных бровей, но снова и снова поправляя ее, школьница вновь замирала. Молочно-бледные щеки от мороза тронул румянец нежнее, чем цвет шиповника, а ресницы и кончики волос покрылись инеем, что предавало девушке самый неземной вид. Она походила на свечу. Свечу, что ярко освещала всю серую площадь, заставляя оборачиваться только внимательных людей. Ее бы воля — и она запела. Самую печальную и светлую песню на земле. Но она не знала слов, оттого приходилось хранить молчание. Ветер пел куда лучше, скользя по водосточным трубам и вырываясь мелодичным свистом. Наслаждаться можно было и его проникновенной песней.

Жаль, как жаль, что нельзя залечить раны на теле нашего мира. Нельзя остановить толпу и призвать ее взглянуть на красоту, в которой мы живем столько тысяч лет. Нельзя досыта накормить голодных, толпящихся возле булочной, нельзя порадовать беспризорников, приклеившихся глазами к промерзшим витринам, нельзя расселить бездомных, нельзя пригреть замерзших собак. Нельзя помочь каждому, кто нуждается в этой помощи. Нельзя. От этого слова, а не от холода, как могло показаться, по телу неуемно скользила дрожь. Эгна, так звали девочку, могла лишь прижимать нагие ладони к сердцу, чувствуя, как неустанно оно бьется, а ощутить его силу можно было даже сквозь плотную ткань зимнего пальтишка. Она никогда не оставалась равнодушной, и как казалось, в герцогстве Астония Эгна была единственным человеком, чье лицо не носило цвета пепла. Она была не из богатых, не из тех людей, что вместо сладкой воды и дешевого чая пили алые вина. Ее богатством был голос. Еще в детстве нынешняя школьница открыла в себе талант, и пение ее, как твердили все — начиная от родителей и заканчивая городским бургомистром — было волшебным, тающим, растворяющим в себе все черные, как графит, мысли. Но этого было недостаточно. Мечтою всей жизни девушки было одно — сделать людей хоть немного счастливее. Но что может совсем юная, тонкая, словно тростник, школьница против огромной силы этого безумного мира?..

Поговаривали, где-то на окраине города живет колдунья. Эгна сама слышала, как девочка с задней парты болтала с подружками о ней. Эта старуха, древняя, как само герцогство, знает тайну исполнения любого желания, и крылось в этом что-то страшное, пугающее, наводящее тревогу на молодое светлое сердце. Но девочка давно решила, что если не сможет сделать кого-то менее печальным — хоть нищих, хоть сирот, хоть бродяг, — то станет несчастна сама. И тогда никто, больше никто не свете не сможет воскресить слово «счастье». Она твердо решила узнать, как это сделать, но для этого нужно было найти место, которое упомянали подруги в городских легендах. Ножки, обутые в сапоги из грубой кожи, понесли Эгну по брусчатке мостовой в сторону окраины небольшого города.