— У Юрского течка на профессию режиссера. Хотя актер он замечательный.
Перестала думать о публике и сразу потеряла стыд. А может быть, в буквальном смысле «потеряла стыд» ничего о себе не знаю.
С упоением била бы морды всем халтурщикам, а терплю. Терплю невежество, терплю вранье, терплю убогое существование полунищенки, терплю и буду терпеть до конца дней. Терплю даже Завадского.
Раневской предложили маленькую роль старой актрисы. Вскоре она позвонила Марине Нееловой: «Представьте себе, что голодному человеку предложили монпансье. Вы меня поняли? Привет!»
Когда у Раневской спрашивали, почему она не ходит на беседы Завадского о профессии актера, Фаина Георгиевна отвечала:
Я не люблю мессу в бардаке.
Раневская предложила: «Если нужно для дела, я буду играть свою роль хуже».
На обратном пути из больницы в театр (у Раневской был сердечный приступ) Завадский спросил:
— «Что они сказали, Фаина?»
— «Что-что. Грудная жаба».
— Завадскому дают награды не по заслугам, а по потребностям. У него нет только звания «Мать — героиня».
— Завадскому снится, что он похоронен на Красной площади.
— Завадский, родился не в рубашке, а в енотовой шубе.
— В семье не без режиссера.
— А драматурги неплохо устроились — получают отчисления от каждого спектакля своих пьес! Больше ведь никто ничего подобного не получает. Возьмите, например, архитектора Рерберга. По его проекту построено в Москве здание Центрального телеграфа на Тверской. Даже доска висит с надписью, что здание это воздвигнуто по проекту Ивана Ивановича Рерберга. Однако же ему не платят отчисления за телеграммы, которые подаются в его доме!
— Мне кажется, товарищ Раневская, что даже самому большому в мире глупцу не удалось бы вас рассмешить.
— А Вы попробуйте, — предложила Фаина Георгиевна.
Раневская подходит к актрисе N., мнившей себя неотразимой красавицей, и спрашивает:
— Вам никогда не говорили, что Вы похожи на Брижит Бардо?
— Нет, никогда, — отвечает N., ожидая комплимента.
Раневская окидывает ее взглядом и с удовольствием заключает:
— И правильно, что не говорили.
Хозяйка дома показывает Раневской свою фотографию детских лет. На ней снята маленькая девочка на коленях пожилой женщины.
— Вот такой я была тридцать лет назад.
— А кто эта маленькая девочка? — с невинным видом спрашивает Фаина Георгиевна.
Фаина Георгиевна Раневская однажды заметила Вано Ильичу Мурадели:
— А ведь Вы, Вано, не композитор! Мурадели обиделся:
— Это почему же я не композитор?