Файл №218. Ужасающая симметрия

чьи-то шаги. Неторопливые, уверенные, многотонные…

Шаги приближалась.

- Да выключи ты свою шарманку! - заорал Джимми Чомбе.

Но, когда Альберто сумел оторвать руку от только что натертого им -

теперь ему видно было, что не очень хорошо натертого - пола, он смог лишь

неловко перекреститься. До этого момента он и понятия не имел, что знает, как это делается.

Католические гены взяли свое, когда приблизилось Нечто.

Кажется, Джимми Чомбе сделал то же самое.

Беззвучно в азартном громе музыки, который не производил теперь на

спрятавшиеся где-то под коленными чашечками кишки ни малейшего тонизирующего

действия, просторные зеркальные стекла уличных окон, каждое в два

человеческих роста вышиной, стали превращаться в кристаллические водопады.

Словно ночной воздух на улице сделался друг водой, тяжелой и холодной - и

под ее напором хрупкие прозрачные преграды одна за другой принялись

опадающими волнами искристого крошева валиться внутрь. Альберте видел нечто

подобное в фильме “Титаник” - когда старый козел-капитан уходит помирать в

уже погрузившуюся рубку, и вот вода выдавливает стекла… В фильме это было

обалденно красиво.

Сейчас красотой и не пахло.

Осколки посекли Альберто лицо и тыльную сторону одной из ладоней, которыми он упорно продолжал придерживать свеженатертый пол, чтобы тот не

убежал. Пол в этом явно очень нуждался. Ему явно не лежалось на месте.

Потом ладони почувствовали, что пол успокаивается.

Шаги удалялись.

Прошло какое-то время, прежде чем Альберто и Джимми Чомбе поднялись и, оскальзываясь на осколках, опасливо подобрались к провалам окон.

Лучше бы они этого не делали.

- Дьявол…- все-таки решился Джимми Чомбе точно назвать того, кто

прогуливался по Лексингтон -авеню. И перекрестился.

Действительно, было похоже. Фонарный столб, слева от здания

“Иншуарэнс”, вдруг легко согнулся, будто стерженек от “Чупа-Чупс”. Но

распрямиться не смог. Переломился. Раскидывая длинные электрические искры, полопались провода, и по асфальту запрыгали очередные стеклянные дребезги -

от ламп.

Столб в трех десятках футов подальше немного подождал и повторил тот же

несмешной трюк.

Вероятно, на улице орали. Во всяком случае, оба уборщика успели увидеть

бегущих кто куда людей - и все они бежали с разинутыми ртами.

Припаркованные напротив паба “Хлам” тачки вдруг решили полетать. Мало

сухих листьев болтается по воздуху,- так теперь кто-то методично принялся

взбалтывать стоящие в ряд “форды” и “тойоты”. Легкий алый “фолькс”, будто

клок сена, который насадили на вилы, попытался влететь в окошко первого

этажа, но промахнулся и раздавленной пивной жестянкой обвалился вниз.

Ужас шел дальше.

Дальше были люди.

Дальше, на перекрестке Лекеингтон - авеню и Парадиз-драйв, велись

ремонтные работы.

Секции ограждения с оранжевыми сигнальными лампами встряхнулись, как бы

просыпаясь, и, разом утратив свой оранжевый свет, взмыли вверх, плавно

замахали крыльями и устремились в жаркие страны. Экскаватор ахнуть не успел, как остался стоять с вывихнутой челюстью. Ремонтники разбегались.

Один разбежаться не успел.

Было видно, как пожилой рабочий, размахивая руками, тоже взлетел, как

сухой лист, а потом рухнул спиной на кучу щебня, и какая-то печать размером

с крышку канализационного люка припечатала его грудь. У рабочего только ноги

дернулись, и грудь мгновенно стала плоской и бурой. Будь посветлее, она, конечно, стала бы плоской и красной.

Ужас пошел дальше, в темноту.

Альберто и Джимми Чомбе отвели взгляды от этой темноты. Переглянулись

ошеломление. Поджилки у них все еще тряслись.

Потом они совершенно одинаковыми движениями сызнова перекрестились.

Только Альберто сделал это мгновением позже - ему понадобилось сначала

размазать кровь по лицу, чтобы не затекало с рассеченной брови в глаз.

Джимми Чомбе мало-помалу приходил в себя.

- Да выключи ты свою шарманку! - в сердцах рявкнул он.

- А теперь-то зачем? - спросил Альберто.

Федеральное шоссе Бойсе -

Фэйрфилд, Айдахо

Лесли Брюэр был классным дальнобойщиком, но годы брали свое. И спина

временами ноет, и глаза подводят, и вообще - тормозить у обочины и вжикать

зиппером ширинки приходится все чаще и чаще. Всякий раз, отправляясь в рейс, Лесли думал, что это - уже последний раз. И всякий раз ошибался.

Он не мог сидеть дома. Дело было даже не в деньгах. Неподвижная комната

в неподвижном доме, с совершенно неизменным, из года в год, осточертевшим

видом за окошками… одни и те же соседи, одно и то же кафе… Жена, которую

Лесли до сих пор любил, как в первый день медового месяца, но которая, подумать жутко, не встречает из рейса со счастливой улыбкой, домашним

пирогом и стаканом кукурузного виски, и не провожает в рейс с грустью и

отменными сэндвичами в пакете,- а просто день за днем живет рядом, суетится, болтает, советует… А дети? Ох, блин, любимые и уже почти взрослые дети! : Лесли всерьез боялся, осев дома, через пару дней повеситься.

Он любил ездить ночью, когда трассы пустынны, и воздух неподвижен, ветер создаешь только ты сам, ведя свой тяжелогруз на скорости в сто, а то и

сто двадцать миль в час. Даже в поселках на трассе никого, человечки не