Файф-о-клок

Но я не стал задумываться над сложными философскими наблюдениями, которые рождаются под действием винных паров, а поставил оную тварь на ноги и сдернул с нее капюшон. После чего быстренько натянул капюшон обратно…

– Да-а-а… – согласился со мной трактирщик. – Эк вы тетеньку здорово отволтузили!

И в самом деле, это была дама. Правда, с короткой стрижкой, но весьма симпатичная. Не девка с проезжей улицы, а женщина с образованием, потому что, стоило на миг ослабить внимание, как эта стерва двинула мне прямо в селезенку. По полной программе «Анатомии» Гиппократа… Я проклял трактирщика вместе с его заведением, проклял это странное существо, которое снова шмыгнуло в дальний угол, и стал проклинать Никколо Никколи – чтоб ему пусто было! Ну разве трудно встретиться с писцом и посмотреть – какого он пола?! Ради общего дела!.. И как я теперь потащусь в монастырь с бабой?! Ыыыы…

– Кстати, – заметил трактирщик. – У меня сдаются прекрасно меблированные комнаты. Как раз для важных господ из Флоренции… Брать будете?

– Буду, – согласился я. – Но чтобы никому ни звука! Особенно про это… – уточнил я и перекрестился на темный угол.

Здесь он заверил меня, что ни одна живая душа не узнает о случившемся, а если «его преосвященство» хорошенько заплатит, то в комнатах будет обеспечен покой, стол и полное инкогнито. Потому что баба, конечно, в рясе, но кто попадет в нее камнем?! Если, конечно, она посидит взаперти, а не станет разгуливать по окрестностям…

– Ишь как фыркает! – снова подивился трактирщик. – Наверное, жрать хочет…

– И два кувшина вина! – подтвердила особа.

«Ах, Никколо-Никколо! – подумал я. – Ну, это дело тебе дорого обойдется!»

Моему брату Владимиру, русскому актеру, – последние аплодисменты…

Эпитафия

Где начиналась моя история – я знаю с точностью до десяти квадратных метров… Город Мценск, здание городской библиотеки, клетушка в полуподвале… И если плясать от печки, например, краковяк, то лучше выбрать более просторное начало. Иначе можно стукнуться о вьюшку – и конец бальному вечеру. Потому что русское отопительное сооружение занимало в аккурат половину нашей комнаты. Скорее всего, до революции тут пьянствовал дворник в гордом одиночестве и предавал анафеме мелкопоместное дворянство. А как только забрезжил рассвет социализма, дворник сделался комиссаром и оставил вредные привычки. Так что бабушка получила эту комнату практически без усилий. Пошла, поклонилась кому следует – и дело в шляпе! Живи не хочу, а все удобства – на другой стороне улицы. Но это намного гуманитарнее, чем обретаться через дорогу, а по малой нужде бегать в читальный зал. Где Толстой и Тургенев! Пушкин и Достоевский! Можно сказать, сеют разумное, доброе и вечное! Им ведь удобства теперь не требуются?! Ну и мы – перетопчемся…

Короче говоря, площадь была служебная, в смысле – ничего лишнего. Бабушка несла караульную службу, убиралась в библиотеке, и нам разрешили здесь проживать в определенном количестве: два мальца и два старпеня. Итого – четыре божьих коровки… Дед Илья, бабушка Лена, брат Владимир и я… Мы состояли в дружных, но довольно запутанных родственных отношениях. И с точки зрения генеалогии наш дедушка считался бойфрендом бабушки, потому что в церкви они не венчались, общих детей не имели, а за давностью лет наплевали на такие формальности. И если разложить генетическую цепочку, то дед едва помещался между столом и печкой. А если собрать генетическую цепочку обратно – он просыпался в шесть утра и уходил на работу. Зимой – в шапке, летом – без шапки. Этот ген совсем не годился в наследственные признаки.

Мой брат заблуждался и думал, что бабушка его родила. Я пробовал с ним разговаривать на эту скользкую тему, однако безрезультатно. Брат абсолютно не разбирался в генеалогии и продолжал настаивать на своем варианте событий: вначале было слово, потом бабушка, после чего – и пошло и поехало… Нас подменили в роддоме с разницей в восемь лет, а кто это сделал – ему не мать, а «леди Макбет Мценского уезда». «И не возникай!» – советовал брат, да, собственно, я и не пробовал, потому что разница в возрасте была не в мою пользу. Вдобавок с нашими папашами дело обстояло еще хуже… Своего отца Вовка не знал, а моего называл «дядя Аля». То есть везде получалась какая-то чертовщина, а не семейные отношения. Бабушка утверждала, что у нее нет дочери; я был похож на «деда-бойфренда»; и только по одному вопросу наша пестрая компашка была единодушна: «леди Макбет Мценского уезда» не имела ни малейшего отношения к нашей фамилии. Тем более что так называемая «леди» постоянно проживала в городе Ленинграде и, надо отдать ей должное, никогда не душила детей подушкой. Она свозила их к бабушке, и слава богу! Потому что классика классикой, прочитал и поставил книгу на полку, а находиться рядом с безумной «леди» – себе дороже. Так что оставим этого персонажа на совести Николая Лескова и продолжим…