Фаянсовый череп

– Ты меня разочаровываешь, Дима. Я считал тебя довольно опытным газетчикам, а теперь вдруг выясняется, что тебе нужно разжевывать самые элементарные вещи. Если ты напишешь, что мэр Москвы воровал со строительства дороги асфальт, набивая им карманы или, скажем, свою знаменитую кепку, над тобой, пожалуй, не станут даже смеяться, а просто притянут к административной ответственности за клевету и сдерут с нас такой штраф, что нам небо с овчинку покажется. Но если ты просто немного порассуждаешь – так, чисто теоретически… Ты же знаешь арифметику. Если свистнуть кусочек дороги шириной всего в один сантиметр, а длиной в километр, то это получится десять квадратных метров высококачественного дорожного покрытия. А если ширину увеличить, скажем, до десяти сантиметров, а длину – до длины МКАД, тогда что? Тогда, дружочек, речь пойдет об астрономических числах. Это же гектары, черт бы их побрал! Согласен, до сих пор не доказано, что на строительстве кольцевой кто-то погрел руки. Но ведь и обратного никто не доказал! Это могло быть, понимаешь? Вот на эту тему тебе и предлагается порассуждать – пространно, динамично и так это, знаешь ли.., ну, в общем, как ты умеешь. Чтобы и остренько, и без судебного процесса.

Он замолчал и посмотрел на Светлова. Светлов тоже молчал, глядя себе под ноги. Воспользовавшись этим, Миронов энергично подвигал лицом, разминая его, как задубевшую на морозе резиновую маску. Ему было тошно от себя самого. Вся его речь являлась дословным повторением того, что говорил ему пару часов назад Владислав Андреевич Школьников, а реплики Светлова во многом, если не во всем, совпадали с его собственными.

– Признаться, я немного по-иному представлял себе задачи журналистики, – наконец нарушил молчание Светлов.

– Ну естественно, – устало откликнулся Миронов. – Правдивая информация обо всем, что происходит вокруг нас, бесстрашное освещение теневых сторон действительности, радение о народном благе путем постоянного гласного контроля за власть и деньги имущими… Ты что, с Луны свалился? Ты действительно веришь, что твоя работа кому-то нужна? Предположим, завтра наша газета закроется. И что? Кто от этого пострадает? Я тебе отвечу, кто пострадает. Ты пострадаешь. Я пострадаю. Лидочка твоя пострадает, и вообще все, кто здесь работает… А те, кого мы привыкли называть своими читателями скорее всего даже не заметят нашего исчезновения. Ну была такая желтоватенькая газетенка, а потом пропала куда-то, ну и что? Так что не пудри мне мозги задачами журналистики.., а главное, не пудри мозги себе. У тебя еще все впереди, но иллюзии – такая вещь, от которой надо избавляться как можно раньше, если хочешь чего-то достичь в этой сволочной жизни. И потом, я хотел бы напомнить тебе, что ты сейчас не в том положении, чтобы строить из себя девственницу.

– Я – говно, – повторил Светлов. – Не волнуйся, я не забыл. Я этого до самой смерти не забуду.

– Ну вот! – умело разыгрывая огорчение, воскликнул Миронов. – Уже и обиделся! Как маленький, ей-богу, слова ему не скажи. Конечно говно! Ты говно, я говно, и Филатов наш, я уверен, слеплен из того же теста, если поглубже копнуть… Ты – журналист, так что привыкай. Если останешься в этой сучьей профессии, наслушаешься в свой адрес еще и не такого, причем от людей, про которых все думают, что они и слов-то таких не знают. И вот что… Поработай-ка ты дома, пока вся эта история с Филатовым не уляжется. Он – парень отходчивый, я таких хорошо знаю. Через недельку-другую кулаки у него чесаться перестанут, а там, глядишь, и еще что-нибудь произойдет. Народ и так не в курсе, что конкретно между вами произошло, а через пару недель все это и вовсе быльем порастет. Договорились?

Светлов пожал плечами.

– Когда нужен первый материал? Миронов тоже пожал плечами.

– Как всегда, неделю назад, – ответил он. Когда Светлов наконец ушел, главный редактор “Московского полдня” закурил очередную сигарету и выкурил ее до самого фильтра, сидя вполоборота к окну и бездумно глазея на медленно проплывавшие над крышей соседнего высотного здания облака. Потом он потушил окурок, поймал в темном экране компьютера бледное отражение своего лица, брезгливо поморщился и, сказав отражению: “У, с-ско-тина!”, выбрался из-за стола.

Он шел искать Лидочку Маланьину: нужно было извиниться перед ней, и чем скорее, тем лучше.

* * *