В фаре у меня теперь стояла двенадцативольтовая галогенка на шестьдесят/пятьдесят пять ватт, которой я переделал цоколь, чтобы она вставала в явскую оптику. Но питалась фара не от бортсети, а от преобразователя, выдающего три фиксированных напряжения на выбор - восемь с половиной, десять и тринадцать с половиной вольт.
На самом малом напряжении лампа светила желтовато и тускло, примерно как штатная у «Явы». На среднем - уже заметно ярче, но не очень выделяясь на фоне, например, «Урала». Но зато на максимуме зона уверенной видимости была метров сто тридцать! Где-нибудь в горах Кавказа или Крыма это будет очень к месту, ночи там темные, а дороги извилистые.
Как уже говорилось, теперь бортсеть моего мотоцикла стала двенадцативольтовой. Генератор давал порядка девяноста ватт. Аккумулятор я поставил от «Тулы», в отличие от более поздних времен они пока продавались практически свободно.
Кстати, магниты в статоре обеспечили еще один довольно приятный плюс. Обычную «Яву» без аккумулятора (или с севшим) с кика не заведешь, только с толкача. А моя теперь заводилась и с ноги. Правда, не первого тыка, как с аккумом, а с третьего. Первые два обеспечивали заряд конденсаторов в контроллере зажигания.
Пассажирская часть сидения теперь была приподнята примерно сантиметров на семь. Во-первых, это обеспечило дополнительное пространство под седлом, куда теперь можно было что-то сунуть. Во-вторых, у меня появился упор для копчика, в дальней поездке он не липший. А в-третьих, Вере стало гораздо удобнее. Раньше ее глаза были примерно на сантиметр ниже моего плеча, из-за чего девочке было довольно неудобно смотреть вперед. Ну, а теперь все стало нормально.
Кроме того, вместо неудобной явской рукоятки газа, которую для выкручивания на полную приходилось перехватывать, стояла от «Паннононии», этого недостатка лишенная.
И, наконец, моя «Ява» обзавелась зеркалами и поворотниками, коих у нее в стандарте не было. Да и вообще их на мотоциклы пока не ставили - типа пусть водитель вертит головой и руками показывает намерение повернуть.
В общем, мотоцикл получился очень приличный. Когда молодой Антонов в первый раз поехал на юг, его «Ява» была заметно хуже.
Я все-таки сочинил письмо от имени Ефремова будущему кавалеру всех мыслимых и немыслимых орденов - нашему дорогому Леониду Ильичу однако никакого восторга у «автора» оно не вызвало. Сначала он долго придирался к запятым, а потом, заикаясь заметно сильнее, чем обычно (обычно-то оно было почти незаметно), вопросил:
- В-вы же вроде собирались ни во что н-не вмешиваться до четырнадцатого октября? А это будет самое настоящее вмешательство, причем не м-микроскопическое.
Я в общем-то прекрасно понимал Ивана Антоновича - ему было просто противно. Мне-то что -накорябал текст и забыл, а ему под ним подпись ставить! Это ж потом самому себе будет в глаза смотреть стыдно. Но так как и то обоснование, что он мне высказал, выглядело вполне логичным, мы решили этот вопрос пока отложить. Зато перед майскими праздниками съездили в Архангельское - посмотреть, как оно там.
Надо сказать, что пассажиры с точки зрения мотоциклиста бывают разные. Например, Вера представляла безусловный идеал, такой даже Антонову вроде бы не встречался, хоть он и успел повозить на заднем сиденье множество народу обоих полов.
Так вот, правильный пассажир должен, во-первых, не очень много весить. Во-вторых, он должен сидеть, крепко прижавшись к спине водителя, и наклоняться вместе с ним, причем как можно более точно. А это не так просто.
Обычно водитель выдерживает одну и ту же позу относительно мотоцикла, но иногда требуется иное. В длинных поворотах, проходимых на большой скорости, водитель наклоняется внутрь поворота сильнее, чем мотоцикл. А в «змейках», наоборот, он сидит прямо, а виляет только мотоцикл под ним.
И, наконец, правильный пассажир глядит вперед всегда из-за одного плеча водителя, заранее оговоренного. Мне было привычней, чтобы справа.
Как уже говорилось, Вера в этом смысле была полным идеалом. А Ефремов - наоборот, он ухитрялся не соблюдать ничего из перечисленного. Да к тому же оттого, что Иван Антонович весил существенно больше Веры, а сидел немного выше, чем на мотоцикле без доработок, его отрицательное влияние на устойчивость и управляемость еще усилилось. Разумеется, на безопасности поездки это не сказалось, но ехал я медленнее обычного. И, наверное, устал бы, если бы до Архангельского было не тридцать километров от улицы Губкина, а сто пятьдесят или двести.
По приезду мы разделились, договорившись встретиться часа через три на площади у небольшого дошатого сарайчика, громко именуемого автовокзалом. Кстати, рядом там стояла гораздо более современная, почти целиком из стекла и бетона, столовая. Из чего я сделал вывод, что, наверное, жители Архангельского в большинстве своем домоседы, но зато любят покушать.