- А в остальном потребуется не меньше десятка сеансов, если не все двадцать, - вздохнул я. - И то пока неясно, удастся ли достичь хоть сколько-нибудь полного успеха.
- Да вы не расстраивайтесь, я к своему состоянию отношусь как к неизбежной данности. Даже странные какие-то аналогии приходят в голову - чувствую себя торпедированным броненосцем. Огромная пробоина, вода прибывает, но ход еще есть, причем он пока не падает, и орудия стреляют даже точнее и чаще, чем до попадания. Ибо весь экипаж понимает, что терять уже нечего и надо просто успеть выполнить все ему назначенное до того, как волны сомкнутся над кораблем. Я. прочитав про себя в вашем смартфоне, даже слегка удивился - надо же, как много мне осталось! Примерно на уровне самых оптимистичных предположений.
- Вот-вот, а мы вашему броненосцу заведем на пробоину пластырь, откачаем воду из отсеков, и он, глядишь, все-таки доберется до базы, где ему сделают уже настоящий ремонт. Главное, чтобы экипаж не расслабился раньше времени, опасность еще далеко не миновала.
На столике перед креслом, где в позе помирающей медузы слабо шевелился я, усилиями Таисии уже материализовалась здоровенная фарфоровая кружка с чаем и внушительных размеров блюдо с пирожными.
- У нас прямо как во Франции времен Людовика Шестнадцатого, - улыбнулась она. — И я в роли Марии-Антуанетты. Как там она сказала - «У народа нет хлеба? Пусть ест пирожные!». Вот так, а хлеба действительно нет уже третий день подряд. Говорят, надо в шесть утра занимать очередь, тогда, может, и достанется.
- Народ в моем лице не против, - ухитрился вставить я с набитым ртом. После тяжелого сеанса у меня всегда возникала потребность в сахаре, но сейчас тех конфет, что я напихал в карман еще дома, не хватило. - Не хлебом единым жив человек, это когда еще было сказано. К тому же скоро введут талоны, и вероятность, что и вам начнет доставаться, слегка повысится. Или талоны будут только на муку и макароны? Честно говоря, уже не помню.
- Да ладно, - пожала плечами Таисия, - переживем. Меня вот больше интересует - а как вы все это делаете, в смысле лечите? Если не секрет, конечно.
- Никаких секретов, - помотал головой я, - вот сейчас еще одно пирожное употреблю и расскажу.
- Значит, так, - сообщил я, выполнив свой наполеоновский план (ибо слопанное мной было именно «наполеоном», насколько я вообще разбираюсь в кондитерских изделиях). - Все происходит исключительно по методикам Ивана Антоновича, описанным им в «Лезвии бритвы». Возможности человеческого организма пока еще слабо изучены, но они гораздо шире, чем считает большинство. Просто мало кто умеет их использовать по-настоящему, то есть сознательно. Я умею. И, кроме того, умею помогать делать это другим. Не всем, только некоторым. К счастью, оказалось, что Иван Антонович входит в их число. Если продолжить аналогию с кораблем, то я не зарастил каким-то волшебным образом пробоину в борту, и даже не заменил экипаж. Просто рядом с командиром появился советник, который точно знает, что необходимо сделать для реализации шансов на спасение, они еще есть. Ну, или почти точно. Могут вылезти какие-нибудь непредусмотренные осложнения.
- Это точно, - усмехнулся Ефремов, - могут. Я вот у вас прочитал, что на меня, оказывается, посмертно завели дело. Хорошо хоть не посадили, тоже посмертно. А теперь, выходит, они это смогут организовать и более традиционно, если я подольше задержусь на этом свете.
- Если будете хлопать ушами - конечно, смогут. Но я над этим уже думал и более или менее представляю, как подобное развитие событий предотвратить. Впрочем, оно пока не горит, органы вами заинтересуются только после начата публикации «Часа быка».
- Да нет, власти ко мне проявили интерес еще до выхода в свет «Туманности Андромеды».
- А там-то к чему можно придраться? - удивился я. - Ну разве что кроме сроков наступления коммунизма, так вы оттуда конкретные цифры - кажется, поначалу было две тысячи лет? - сами убрали.
- Разумеется, сам. После того, как меня вызвали в Министерство культуры и сообщили, что роман, в котором коммунизм наступит не в ближайшие годы, а через тысячелетия, опубликован быть не может. На это я пошел, хорошо хоть от требований понатыкать памятники Марксу и Ленину по всей галактике удалось отбиться.
- Даже такое требовали? - удивился я.
- Конечно, а что вы хотели от чиновников? Если памятников не будет, то тот же Хрущев, в очередной раз попади ему вожжа под хвост, может спросить - а вы-то куда смотрели? И сделать выводы. А если их вставить, никто ничего сказать не сможет. Ну, а что роман тогда превратится в фарс, это не их дело. Так что я, наверное, слегка подозрителен властям еще с тех времен. Пишу хоть и о коммунизме, но не в свете руководящих указаний, да еще и не член партии.
- Что? - вот тут я по-настоящему охренел. В процессе просмотра материалов о Ефремове мне и в голову не пришло поинтересоваться его партийностью - все казалось изначально ясным. А тут вон оно что! - Как же это вас угораздило?