Фаэрверн навсегда

Паладин усмехнулся. Ладонь привычно сжала рукоять того самого меча, что возжаждал крови хозяина, повинуясь злой воле Файлинна. Однако сейчас его не было рядом, а вот воля Викера была злее злого… Пришло время напоить клинок кровью приспешников Первосвященника!

— Взять его! — рявкнул офицер, и словно спустил с цепи псов. Стражники рванулись вперёд, однако ар Нирна неожиданно обогнула чёрная молния и с криком: «Хотя б один раз убью не за деньги, а за совесть!» ввинтилась в их толпу, сразу окружив себя падающими телами. Паладин шагнул к Гасу, чтобы прикрыть спину человека, которого и другом бы не назвал.

На крик о помощи прибежали ещё два патруля.

— Какого ты вернулся? — прорычал Викер, отбиваясь. — Уходи! Это моя война!

— Это война тех, кто устал бояться! — отмахнулся от него парень, всаживая узкий нож под ребро одному из нападавших. — Я — устал!

Их всё-таки скрутили. Бросили в подъехавшую телегу и куда-то повезли. Ар Нирну маршрут был известен. Благодарно улыбаясь, он прошептал молитву Сашаиссе.

— Чего ты шепчешь? — с удивлением спросил Гас.

— Прошу вразумления у Великой Матери там, где мы окажемся, поступить единственно верно, — спокойно ответил он.

— У…?! — вытаращился тот. — Ты ненормальный! А если услышат?

Ар Нирн прислушался к себе. В его сердце теснилось много чувств, некоторые причиняли боль, другие придавали страстное желание жить, но всепоглощающим было чувство, которое он не смог бы озвучить. Оно было ярким, как солнце, и надёжным, как отцовские объятия, глубоким, как океанские воды, и тёплым, как материнская колыбельная. Паладину казалась, раньше он был расколот, а нынче стал цельным, как кристалл без единого изъяна или трещины. Душа будто обрела стержень, на который могла опираться в минуты горя и отчаяния, как опиралась сестра Кариллис на боевой шест, словно на крепкую клюку.

— Пусть слышат!

Лето подходило к концу, осень уже тянула за собой надёжно запутавшиеся в сетях непогоды серые облака. Но и сквозь них иногда проглядывала бирюза… Бирюза и мёд твоих глаз, Сашаисса!

Над головой вырастали стены Тризана. Викер не сомневался — их привезут именно сюда, оттого и не последовал за Гасом, когда тот пытался сбежать. Но была и другая причина — ему хотелось самому убедиться в том, что Цитадель Веры является вовсе не тем, чем казалась.

Оплот Света был тёмен и зловещ. Толстые стены, ранее вызывавшие у ар Нирна чувство гордости за могущество церкви, ныне казались стенами склепа, скрывающего чудовищный труп. Викер даже поморгал, пытаясь избавиться от видения туманной дымки, вьющейся над террасами Тризана и вызывающей омерзительное ощущение в душе.

Стражники грубо вздёрнули пленников на ноги. Верёвка врезалась в заведённые за спину запястья, однако всю дорогу паладин, невзирая на боль, то напрягал, то расслаблял руки, и сейчас при определённом усилии мог бы вытащить одну из них.

— Куда их? — равнодушно спросил встречавший арестантов гвардеец Первосвященника.

Заглянув в его глаза ар Нирн ужаснулся, ибо узрел оловянный взгляд человека, который ни о чём не задумывается, ни в чём не сомневается, полностью положившись на веру в Единого и приказы своего пастыря. Неужели и у него, Викера, когда-то были такие глаза?

— Вниз! — так же равнодушно ответил стражник, подталкивая в спину сразу обоих.

Зубы Гаса ощутимо лязгнули. Несмотря на то, что его била мелкая дрожь, он распрямил спину, развёл плечи и повернулся к ар Нирну:

— А ну-ка, приятель, напомни мне молитву, которую давеча читал! Думаю, мне тоже не мешает вспомнить!

Грубый тычок в спину древком копья помешал паладину ответить. Однако он всё же забормотал слова, будто выжженные на сердце. Гас, шедший рядом, внимательно слушал. Помогла ему молитва, или же он самостоятельно взял себя в руки, как тот, кто не раз ходил по лезвию ножа и привык к опасностям, но чем ниже под Тризан они спускались, тем спокойнее становился человек в чёрном. И тем сильнее Викер понимал, что попал сюда именно тем путём, каким и должен был.

Стуча подкованными каблуками по полу, мимо пронёсся один из паладинов Первосвященника. Викер запнулся и замолчал, а молитва продолжала жить в нём своей, непостижимой жизнью, течь рекой, врачуя душевные раны, хоть и стояло перед его глазами лицо пробежавшего. Лицо брата.

* * *

— Ты можешь оживить их, подарить счастливые дни и ночи под небом, полным звёзд… Ты можешь воскресить их всех — я дам тебе такую власть, дам такую власть своей истинной королеве! Видишь, они мертвы? Мертвы из-за тебя! Исправь свою ошибку, подари им жизнь!