Фаэрверн навсегда

Его ладони стали жёсткими. В них появилась сила, которая зажгла меня, как сухой мох от искры. У меня было много мужчин, — Богиня да простит мне как юношеские безумства, так и лёгкие, необременительные отношения во взрослый период жизни! — но ни с одним из них я не заводилась так, будто давала обет целибата, а потом преступила его! Закинув руки паладину на шею, с наслаждением вцепилась в мощные плечи, потёрлась грудью о его грудь. Каждое движение доставляло радость, простую радость бытия, каждый его поцелуй возвращал меня из мира теней, куда тянула память, заставлял ощущать себя живой. Горячие пальцы проникли под рубашку, огладили мою спину длинным, медленным движением, исполненным желания. Он был полон страсти, этот суровый с виду Воин Света, скрытой страсти, проявляющейся не с каждой женщиной. Мне хотелось думать, что только со мной он такой, женское самолюбие — самая упрямая вещь в мире! Однако я понимала — это не так! Его жизнь для меня, также, как и моя — для него, была тайной за семью печатями. Единственное, что я знала — королеву Атерис он не захотел! Интересно, почему?

* * *

Эта маленькая женщина была полна огня, который заставлял ар Нирна вспыхивать мгновенно. Только что плакала безутешно, и уже, постанывая, покусывает его губы, шею, грудь, распаляясь сама и распаляя его, бесстыдно тянет его рубашку из-за пояса брюк, шарит по нему сильными руками, сжимая ощутимо везде, куда может дотянуться. Хорошо, что есть близость — как пауза между мгновениями, как вздох перед шагом в бездну…

— Отчего ты не захотел Атерис? — спросила она в перерывах между поцелуями.

Слова подействовали на Викера, словно ушат с холодной водой. Он застыл и даже отодвинулся, будто она только что осквернила святыню. Впрочем, так и было — впервые он ощущал чувство к женщине чувством, а не простой похотью, а она вспомнила ту, которую вполне можно было считать символом греха!

Ответил, с трудом выталкивая слова:

— Не хотел её…

— Но она — красивая! — не отставала рыжая. — Любому было бы лестно, захоти его сама королева, разве не так?

Да, ему тоже было бы лестно, если бы не лязгала в нежном голосе сталь приказа! ‘Ложись, мой рыцарь, — приказала Атерис, жадно облизывая губы. Зрачки у неё были ненормально расширены. — Ложись и докажи мне, что ты — мой!’ Он знал тех, кто с удовольствием исполнял подобные приказы, его брат был одним из них. Знал и тех, кто не решился отказать… Более того, понимал — отказ обеспечит опалу. Но не мог заставить себя сделать это. Захоти он её первым, всё было бы по-другому! Но, глядя в блестящие от желания голубые глаза Атерис, ар Нирн чётко осознавал: он не желает становиться спальным мальчиком! И, вознеся молитву Единому об укреплении духа, ответил: ‘Нет!’

— Не знаю, — буркнул он и, столкнув с себя женщину, поднялся, оправляя одежду.

Тамарис растерянно смотрела на него, сидя на земле.

— Викер…

Он раздраженно дернул плечами, стягивая шнуровку у ворота рубашки. Прошлое не изменишь! Вопрос королевы и его ответ запустили неумолимый маховик судьбы. Жалел ли он о своем ‘нет’? Нет! Жалел лишь о потере брата. Думал, как и чем помочь ему, и с горечью понимал — слишком поздно. Душой и телом Астор ар Нирн предан своей греховной страсти.

Тами встала, подошла сзади, остановилась рядом. Оба смотрели на живописно раскинувшуюся внизу Кардалену, на яркие крыши, на колокольню храма, над которой кружила голубиная стая.

— Мне не следовало спрашивать об этом, — помолчав, сказала рыжая. — Викер, ты простишь меня? Все это не мое дело!

И так она сказала это ‘не мое дело’, будто и не было между ними минут близости. Отчего-то собственное раздражение показалось Викеру пресным по сравнению с ее словами.

— Все это в прошлом, — буркнул он. Не зная, как сказать ей ‘прощаю’, ляпнул: — Хочешь увидеть маковое поле? Такое красивое!

Она доверчиво вложила свою руку в его. От этого движения сердце ар Нирна заныло, словно готово было проститься с ней! Простые движения — рука в руке, поцелуй, голова, склоненная на плечо — давали такое острое ощущение бытия, что становилось больно. Мир приобретал четкость и краски, и выглядел совсем не так, как раньше. Почему только рядом с ней? Единый, почему?

Не говоря более ни слова, он повел Тами туда, где встретил Риза. Остановился на краю поля, давая ей время осознать его великолепие. Тамарис широко распахнула глаза, в которых отражался алый, шагнула с тропинки в заросли. Нежные лепестки цветов казались призрачными, нежными, невозможно тонкими и трепетными. В них играли золотинки, смущенно взблескивали, когда цветы клонили головки к земле при порывах ветра. Над полем стояло мерное гудение — это пчелы собирали нектар, перелетая от цветка к цветку.

Тамарис медленно шла вперед, словно прислушиваясь к себе. Вела ладонью по нераспустившимся бутонам и раскрытым цветам. Казалось, она пребывает в трансе.

Гул усилился. Насекомые поднимались в воздух, собирались над головой монахини в медленно кружащую воронку.

— Тами! — обеспокоенно крикнул Викер. — Посмотри наверх!

Она остановилась, запрокинула лицо.