Читаем Фадеев полностью

Гибель Маяковского потрясла Фадеева. Может показаться, что он, Фадеев, не чувствовал, не понимал всю значимость творчества Маяковского при жизни. Придет время, и историки литературы будут вырывать цитаты из его, фадеевских, статей в доказательство того, что Фадеев нападал на Маяковского. Но скорее всего Фадеев просто боялся, что агитационные, злободневные стихи Маяковского могут стать в литературе дурной традицией для всевозможных дежурных, архиполитических откликов, просто халтурой. Здесь Фадеев оказался прав. Но многое, очень многое в поэзии Маяковского близко его сердцу. Вскоре после смерти поэта в 1932 году он скажет:

«Анализ творчества такого могучего художника, как Маяковский, показывает, что его послереволюционный путь был путем от революционной романтики («150 миллионов», «Мистерия-буфф») через поверхностную злободневность и лефовскую «фактографию»… к подлинно социалистическому реализму. Ибо в таких своих произведениях, как «На смерть Есенина», «Американские стихи», «Парижанка», заключительная часть поэмы «Ленин», «Во весь голос» и во многих других Маяковский выступает как подлинный социалистический реалист».

А десять лет спустя, когда хула Маяковского сменилась всеобщей безудержной похвалой, Фадеев так говорил об этой новой литературной беде:

«Вспомним путь развития Маяковского. Его всю жизнь ругали за то, что он не похож на Пушкина. Потом выяснилось, что в этом нет ничего плохого, что Пушкин есть Пушкин, а Маяковский — Маяковский. Но теперь очень много людей упражняются в том, чтобы все поэты походили на Маяковского. Но этого не требуется. Люди должны говорить своим индивидуальным голосом».

Сказано это было в 1938 году в тревожное, кровавое время. Надо отдать ему должное, Фадеев не побоялся идти против мнения И. В. Сталина, канонизировавшего поэта как «лучшего, талантливейшего» для советской эпохи, утвердившего подражание великому поэту как нечто незыблемое.

Надо сказать, что и в те, двадцатые годы, за полемикой между литературными группировками пристально-зорко, оценивающе следил И. В. Сталин.

Полемика в то время велась, как мы уже знаем, стенка на стенку, каждая группа стремилась к полной дискредитации своих оппонентов, и вполне естественно, что при таких «правилах игры» некоторые писатели пришли к выводу о том, что для укрепления своей позиции неплохо бы заручиться поддержкой верховных авторитетов, — так сказать, в боях на литературном фронте все средства хороши.

Очень часто вера в то, что наверху, в инстанциях, поймут и поддержат, была искренней. Наиболее характерно и точно эти чувства выразил как раз именно Маяковский:

Я хочу,чтоб к штыкуПриравняли перо.С чугуном чтоб ис выделкой сталиО работе стиховот Политбюро,Чтобы делал докладыСталин.

Другие шли еще дальше и прямо призывали вождя установить порядок в литературных делах, наивно, по крайней мере поначалу, указывали на «заблуждающихся» и подсказывали решения. Например, драматург В. Билль-Белоцерковский предлагал поделить всех отклоняющихся литераторов на правых и левых, подобно тому как это размежевание было проведено в партийной жизни.

Маяковскому принадлежит идея «социального заказа» в литературе. Естественно, что под «заказчиком» он понимал не какое-либо учреждение или лицо. Заказ предъявляет время. «Заказом» не может стать любая мысль и любая тема, а только та, выражение которой требует именно художественной формы.

В расширенном толковании этого понятия была, однако, немалая опасность. Находились теоретики, которые сравнивали выполнение «социального заказа» пролетарскими писателями с… королевскими заказами Мольеру.

Еще дальше пошел профессор В. Переверзев. Отвергая социальный заказ, он предложил создать теорию «социального приказа». Это, по его мнению, как нельзя более соответствовало положению господствующего класса, который «не заказует, но требует, чтобы не мешали его делу… Замолчи, и кончено! не нужна нам твоя песня». И далее: «Мы вовсе не обращаемся с заказом ни к лефовцам, ни к вапповцам, — рассуждал Переверзев, — мы просто, как власть имущие, приказываем петь тем, кто умеет петь нужные песни, и молчать тем, кто не умеет их петь».

Читая подобные суждения, И. В. Сталин, наверное, посмеивался, но сама по себе идея его устраивала: литературная категория обретала административный смысл.

Неудивительно, что эта ситуация подсказала Сталину идею не только сделать литературу средством политической борьбы, но и превратить ее в приводной ремень для воплощения своей линии. Функции литературы в представлениях Сталина определились очень просто: прежде всего необходимо пропагандировать успехи. Споры же литераторов об особенностях стиля, художественных течениях и тому подобных филологических тонкостях Сталина не так уж интересовали.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии