«Разгром» — социально-психологический роман, роман характеров, живых людей, а не олицетворенных идей. Но, может быть, как никакое другое произведение 20-х годов, это произведение весьма чутко и восприимчиво к ведущей философской мысли времени, к движению заглавной жизненной идеи.
Одна из ключевых и эмоционально насыщенных картин романа — встреча Левинсона и Мечика в ночном дозоре, мысли и чувства Левинсона после разговора с Меликом. Именно после этой сцены читатель укрепляется в догадке, что Левинсон и Мечик в напряженной ситуации могут выступать как силы разъединенные и даже враждебные. И суть не только в характерах героев. Каждый из этих образов несет в себе постоянно отдаляющиеся философии: новую — устремленную к истинной жизни, к социальной правде (Левинсон), и иллюзорную, фальшивую философию «превратного мира» (Мечик). Путь Мечика — вариант бытия людей, склонных идти на примирение с прошлым.
«Да, до тех пор, пока у нас, на нашей земле, — думал Левинсон, заостряя шаг и чаще пыхая цигаркой, — до тех пор, пока миллионы людей живут еще в грязи и бедности, по медленному, ленивому солнцу… верят в злого и глупого бога, — до тех пор могут рождаться на ней такие ленивые и безвольные люди, такой никчемный пустоцвет…»
Конечно же, здесь сразу узнается неповторимый почерк А. Фадеева, фадеевская разветвленная фраза, способная выйти к сложному содержанию — чуткая к музыке слов, к наплывам эмоций, характерно заостряющая шаг в решающих моментах. Но в своих истоках, в замысле, в идейной направленности эта сцена в романе имеет ясно слышимое созвучие с работой молодого Маркса «К критике гегелевской философии права».
В этой работе свой яростный полемический задор Маркс обрушивает на творцов социальных иллюзий и утопий, уводящих жизнь и судьбы людей от драматизма реальности. Свободное общество, доказывает Маркс, не нуждается в иллюзиях из фальшивых цветов. Так и сказано: «Критика сбросила с цепей украшавшие их фальшивые цветы…» И этот решительный шаг философов-диалектиков необходим для того, чтобы человечеству протянуло руку «за живым цветком», то есть к настоящей жизни.
Вот эту мысль и высказал Фадеев на страницах романа. Случай этот, в общем-то, уникален в истории литературы. Чаще всего такое обращение к философским суждениям выглядит вторично, цитатно, в форме иллюстративной заставки в тексте повествования. Фадееву удалось уйти от этих бед потому, что по жанру, по стилю его роман социально-психологический, роман индивидуальностей, характеров, душевных движений, что исключает открытую декларативность, лозунговость, цитатность.
Маркс развивает также мысль о том, что освободившись от иллюзорного сознания, человек становится «разумным человеком» и лишь в этом случае, с «духовным оружием» земного, реального знания, способен утвердить «правду посюстороннего мира». Маркс пишет, что, утверждая правду посюстороннего мира, преобразуя жизнь, человек начинает вращаться «вокруг себя самого и своего действительного солнца».
Напомним фадеевское:
«…до тех пор, пока миллионы людей живут еще в грязи и бедности, по медленному, ленивому солнцу…»
Как видно, созвучия и даже совпадения налицо; и в том и в другом случае подразумевается как бы двуликость солнца — действительного и мнимого, иллюзорного, а за этим образом видится существование двух жизней — справедливой и несправедливой.
«По медленному, ленивому солнцу» — это уже безусловная находка, выход к лично найденной реалистической символике.
«И Левинсон волновался, потому что все, о чем он думал, было самое глубокое и важное, о чем он только мог думать, потому что в преодолении этой скудости и бедности заключался основной смысл его собственной жизни, потому что не было бы никакого Левинсона, а был бы кто-то другой, если бы не жила в нем огромная, не сравнимая ни с каким другим желанием жажда нового, прекрасного, сильного и доброго человека».
Подобные земные, почти осязаемые мечты, движущие поступками героев, и придают реализму А. Фадеева черты романтики. Роман освещен идеей о новом, гармоническом человеке, о красоте и совершенстве жизни, наконец-то вышедшей к свету реального солнца, добра и правды.
Так во всяком случае воспринимали книгу читатели-современники. Это запечатлено и в социологическом исследовании тех лет под названием «Голос рабочего читателя», изданном
Таково, видимо, проявление вечного закона, когда непредсказуемое бурное течение жизни запутывает юношу-мечтателя. Фадееву, автору «Разгрома», было всего лишь двадцать пять лет…