— Зачем? Потому что он на любовь смотрит, как фабрикант на свое производство. Если бы у него был один роман, а то, ведь, он завязывает сразу десять. А для такого обширного производства требуется уже штамп. Раньше какой-нибудь Бенвенутто Челлини трудился над одним бокалом или ларчиком целый год, и это было подлинное художественное произведение; а теперь на берлинских фабриках делают эти вещи по тысяч в день. Ясно, что все они делаются одним и тем же способом, штампуются на один фасон. Так и ваш Пампухов. Зная, вообще, его прием, его фабричную марку, я всегда могу по ней предсказать весь процесс его оптовой работы.
— Какая гадость! Какая трясина! О, если он мне только встретится… У меня голова болит. Не проводите ли вы меня домой?
— С удовольствием. Но знаете, что? Не лучше ли нам пойти посидеть немного у моря? Mope так успокаивает. Там стоишь лицом к лицу с неведомым. С тем, кто шелестит изумрудом соленых волн, темной хвоей мрачных сосен…
— Как вы хорошо говорите!.. Пойдемте!
— Неведомый всюду. Сейчас он глядит из ваших темных глаз… Какая у вас теплая ласковая рука! Положите ее мне на голову. А голову положите к себе на колени… Вот так. Чувствуешь себя маленьким, маленьким мальчиком. Убаюкайте меня. О, как хорошо… Я вижу звезды… Твоя и моя… Космос…
— Дорогой мой мальчик…
— Ну, еще! Еще поцелуй меня. Две пылинки космоса… среди миллиона… билли… биллиарда пылинок…