– Надо объехать рестораны и проверить, узнает ли кто-нибудь из сотрудников Мельвика или Шмекеля. Возьмешься, Утес? – предложила Тувессон.
– Оки-доки.
– А это я хотела бы поручить тебе и Фабиану, – Тувессон показала документ и протянула его Лилье.
– Was ist das?[14]
– Обыск в доме Шмекеля.
– Как тебе это удалось? – удивился Утес. – У нас нет ни четкого мотива, ни технических доказательств. Пока что на него указывает только его машина.
– Которая наверняка украдена, – предположил Муландер.
– Но заметь, он не заявил об угоне, – сказала Тувессон.
– В суде это никогда не примут в расчет, – продолжал Утес. – И если я хорошо знаю Стину Хегсель, именно так она и сказала.
– Именно так. Но ее бывший муж, очевидно, был датчанином.
Фабиан опустился на стул Хуго Эльвина; в голове не было ни одной мысли. Он находился в смятении. Казалось, в расследовании ничего не стыкуется. Он был прав относительно Гленна и его раздавленных ступней, которые вместе с отпиленными кистями Йоргена наводили все подозрения на Клаеса Мельвика. Если у кого и был мотив, так это у него. Но куда он делся? Лилье ничего не удалось найти на него после 1993 г. Он словно растаял как дым.
А кто такой Руне Шмекель на самом деле? Человек, машину которого просто украли, пока он находится в отпуске, или он также имеет какое-то отношение к Йоргену и Гленну? Причем, помимо класса. Может быть, это вообще не связано с классом? Может быть, фото класса – попытка повести их по ложному следу? Он откинулся на стул и понял, что чем больше он размышляет и пытается понять, как все взаимосвязано, тем дальше уходит от разгадки.
Он решил взять паузу и выдвинул самый верхний ящик письменного стола Хуго Эльвина, который оказался пустым. Удивившись, что в ящике вообще ничего нет, выдвинул следующий. Он также оказался совершенно чистым, как и третий. А вот четвертый и последний был заперт – явный сигнал, что господин Эльвин не хочет, чтобы кто-то рылся в его вещах, подумал Фабиан.
– Вы позвонили Рискам. Говорит Матильда Риск.
– Привет, Матильда. Это папа. Просто хотел узнать, как вы там?
– Знаешь, в подвале живет привидение, – Матильда говорила так, словно речь шла о жизни и смерти. – Мы с мамой спустились туда, чтобы найти ее кисти, и тут перегорела одна из ламп. Мы ее поменяли, но вторая лампа тоже перегорела.
– Наверняка это просто короткое замыкание.
– Нет, мы проверили пробки, с ними все в порядке, и мама говорит, что там действительно есть привидения.
– В таком случае, это добрые привидения. Да, кстати, а мама дома?
– Маааммааа! Это папа! Он не верит, что у нас привидения!
– Привет…
Фабиан попытался угадать настроение Сони по ее тону, но что-либо понять было невозможно. Он звонил, чтобы рассказать, что следствие уже сидит у него в печенках и что вдобавок ко всему у него теперь на совести смерть молодой женщины. Ему надо было с кем-то поговорить, рассказать о своих чувствах. Но не сейчас. И уж точно не с Соней.
– Значит, вы навещали привидения в подвале? Они милые?
– Я знаю, что ты в такие вещи не веришь. Но чтобы ты знал: подвал слишком маленький.
– Что значит маленький?
– Он меньше, чем должен быть. Там как будто есть еще одна комната, но нет двери.
– Может быть, эта площадь относится к соседнему дому? Не знаю.
– Да, может быть. Но мы нашли печь. Ты знал, что там есть печь?
– Нет. Что за печь?
– Печь для выпекания хлеба, которая топится дровами, такое углубление в стене. Довольно большое. Мы с Матильдой хотели проверить, работает ли она.
– Думаю, не стоит. Может быть, я ослышался, но мне показалось, что риелтор вроде сказал, что дымоход запаян.
– Вот как, жаль.
Фабиан сразу же понял, что это за печь. У родителей его мамы в их доме в Вермланде была похожая, и не было ничего прекраснее, чем когда ее топили. Мало того что они пекли в ней хлеб и пиццу, они еще и обогревали ею большую каменную лежанку в гостиной. Дедушка ею очень гордился. Он сам ее сконструировал и сложил так, что горячий дым проходил через лежанку и только потом уходил в дымовую трубу.
Однажды он залез в печь и спрятался в ней, когда они с сестрой играли в прятки со своими кузенами. У них не было ни единого шанса найти его, и он просто лежал и наслаждался теплом остывающей печи, которую топили за день до этого. Он даже заснул, и его случайно нашли через час, когда бабушка хотела ее растопить. Только став взрослым, он понял, как на самом деле это было опасно.
– Кстати, а ты сегодня разговаривал с Тео?
– У меня не было никакой возможности. У нас новая жертва.
– Опять одноклассник?
– Да, Гленн Гранквист, лучший друг Йоргена Польссона.
– Боже… А есть ли риск, что…
– Соня, мы не знаем. Сейчас у меня такое чувство, что следствие может пойти куда угодно.
– Да, понимаю, – сказала она со вздохом. – Я правда надеюсь, что вы раскроете преступление.
– У нас нет выбора.
– Да, выбора у вас нет. Не хочу обременять тебя еще больше, но попытайся, пожалуйста, позвонить Тео в течение дня. Знаешь, теперь, когда он может подключаться к Интернету, он отказывается выходить из своей комнаты и как прикованный сидит перед компьютером.
– Обещаю, что попытаюсь.