F20

— Эскизы, — Саша откупорил новую бутылку пива, — татушки.

Через пятнадцать минут я сидела на стуле, голая по пояс, а Саша за моей спиной налаживал машинку. Мы решили сделать рисунок позвоночника по всей длине, от шеи до поясницы — диски, сочленения, на картинке, которую он мне показывал, все это выглядело очень натурально.

— Больно в первую секунду, — сказал он.

Машинка зажужжала совсем рядом, и вдруг впилась мне в шею. Я дернулась, Саша схватил меня за плечо. Казалось, игла проникает мне в настоящий позвоночник, тысяча проколов в секунду, от них по телу разливался жар, я чувствовала, как вспухает кожа, как из-под нее выбегает кровь. Саша то и дело прикладывал к моей шее бумажную салфетку. Когда она пропитывалась кровью, он бросал ее на пол.

— Кожа у тебя тонкая… — сказал он.

Под нашими ногами лежала гора бумаги, в красных пятнах и пятнах краски, боль перешла в иное качество. Она соединилась с Сашиными пальцами, давящими на мой позвоночник, она вобрала в себя их тепло, и когда он убирал от меня машинку, чтобы наполнить краской или прочистить иглу, я чувствовала себя покинутой. Мне хотелось, чтобы все поскорее возобновилось и длилось вечно — стрекотание иглы, прилив крови к проколотой коже, липкая струя, стекающая к пояснице, красная с черным. Я сидела на стуле два часа, Саша дошел до линии лопаток.

— Давай потом продолжим, — сказал он.

— Ты устал?

— Да рука вообще занемела, и у тебя кровь не останавливается, — сказал он.

Саша намазал мне шею и спину мазью д-пантенол и замотал пищевой пленкой. Сверху я надела майку. Лифчик сунула в школьную сумку, надеть его было невозможно, он тер.

Мы пошли на электричку. Саше надо было ехать в салон, чтобы сидеть там до восьми вечера, под отупляющую музыку. Клиенты у них случались максимум раз в неделю, обычно люди просто приходили, поражались ценам, а потом Саша подлавливал их у выхода и предлагал сделать татуировку дома, вполовину дешевле. Все соглашались, так что у Саши было время меня проводить.

У моего подъезда мы столкнулись с Мареком. Он вдруг вышел из кустов, как шпион, и уставился на Сашу, словно ожидал чего угодно, но только не такого вот пошлейшего развития событий.

— Пока, — я поцеловала Сашу и ушла в подъезд.

Через несколько минут Марек звонил в мою дверь. Я стояла, припав к глазку, и смотрела, как он упорно нажимает на кнопку. Из своей комнаты вышла бабушка и спросила Бога:

— Господи, за что мне эти мучения? Сначала одна проститутка кобелей водила, теперь две других — туда же.

Марек ушел. Часы в прихожей миролюбиво показывали шесть тридцать семь.

Через неделю Саша доделал татуировку. Была пятница, его мама вернулась утром со смены, чтобы ехать на дачу. Им принадлежал жуткий щитовой домик, выкрашенный сиреневой краской, что придавало домику немного марсианский вид. Столкнувшись со мной во второй раз, Сашина мама, видимо, решила, что у нас все серьезно, и показала мне фотографии с дачи. На одной она стояла, рекламно улыбаясь, рядом с тоненькой, не окончательно прижившейся яблоней, на другой, в желтом халате с цветами, сидела на корточках рядом с клумбой. Цветы на клумбе выглядели беднее, чем на халате. Сзади и в том, и в другом случае проступал фиолетовый дом.

— Тебя как зовут, голубушка ты моя ранняя? — спросила она насмешливо, но не обидно.

— Юля, — ответила я.

— А меня Лариса, отчество не люблю.

— Очень приятно, — я улыбнулась.

— Приезжай на дачу к нам, — сказала она, — места много… Может, поможешь мне… а то от этого толку никакого.

Лариса уехала. Долго, скрежеща ключами, закрывала дверь с той стороны.

— Покажи татуировку, — попросил Саша.

Я сняла майку и повернулась к нему спиной. Он подошел ко мне вплотную, его пальцы гладили рисунок, проступавший сквозь сожженную, шелушащуюся кожу. Я повернулась к нему и поцеловала его в губы. Он расстегнул молнию на моих джинсах, зашуршала упаковка раскусываемого презерватива, мы повалились на кровать. Он сказал, что я самая лучшая девушка на свете.

Я лежала на боку, спиной к нему, а он двигался во мне уверенно и четко, как будто качался на тренажере. Постепенно темп рос, его уверенность переходила в меня, и мы двигались уже вместе, через время, через ряды супермаркетов с тележкой, через стеллажи склада в Икее, где на самых верхних полках лежат борты от нашей кровати и нужно только достать, через жареную картошку, к кафе «Фиалка», а может, «У Людмилы», где мы сыграем свою свадьбу, и Лариса будет сидеть рядом со мной в кофте с люрексом. Саша задышал тяжелее, и я увидела черные кости ограды детского сада, и мы ругаемся, кто сегодня поведет дочку, а потом умрет Лариса, а потом мама, и вот мы стоим в кафельном прощальном зале крематория, как в раздевалке бассейна, и все вдруг ускоряется, как от пинка, и уже школа, защемление нервов, мучаемся от межпозвоночной грыжи, а твоя мама так любила этот домик, ну, при ней-то тут вообще ничего не было, а при нас-то: красный пластмассовый стол с красными пластмассовыми стульями, веранду застеклили, и вот площадка под мангал, муж сам сделал… Все сам, все это мы сами, никто не заставлял…