F20

— Я — пенсионерка! — сказала Милена Львовна. –Мне сидеть тяжело, а я уже час в очереди!

Врач вызвала нас с Миленой Львовной в кабинет. Девушка с красным, как будто обваренным стыдом, лицом осталась в коридоре. Милена Львовна с удивительной прытью взгромоздилась на кресло. Врач надела перчатки и принялась ее исследовать.

— Шейка матки вся обложена, — сообщала она время от времени. — Много выделений…

Наконец, Милене Львовне было позволено слезть, а врач уселась за стол и принялась писать в карте. Она явно решила отомстить за то, что ей пришлось дотрагиваться до выделений Милены Львовны, и хорошенько погонять ту по «специалистам», как она выразилась. Милене Львовне было назначено УЗИ органов малого таза и куча анализов, в том числе «суточная моча». Нужно было сутки писать в трехлитровую банку, а потом везти эту банку в лабораторию. Остальные анализы были не столь энергозатратны, но их все равно нельзя было сдать одновременно. Исходя из того, что говорила врач, получалось, что в ближайшие три недели Милене Львовне придется через день ездить лечиться. Правда, пока непонятно от чего. Это покажут анализы, которые, хоть и сложно, но как-то надо сдать.

Папа прислал мне эсэмэску. Он интересовался, не нуждаюсь ли я в новой одежде? Потому что если вдруг я нуждаюсь, то он готов мне купить. С одеждой все обстояло не так просто, как могло показаться на первый взгляд. Я позвонила папе и объяснила, что у меня был плохой период и я разожралась. Теперь я худею, но это происходит не так быстро, как хотелось бы. И, конечно, от новой одежды я не откажусь, но мне не хочется покупать на тот размер, в котором я сейчас.

— И как ты худеешь? — спросил папа.

— Ем капусту, — ответила я.

— Приезжай в зал, — сказал он.

Через полтора часа мы с папой в спортивных костюмах стояли в зале перед огромной стойкой с гантелями. Всем проходящим мимо людям папа с гордостью говорил:

— Это моя старшая дочь! — и добавлял. — Ей надо прийти в форму, в очень хорошую форму!

Папа решил тренировать меня сам. Он сказал, что в моем возрасте построить мышечный каркас — это раз плюнуть, а он знает такие невероятные секреты, что через три месяца я себя не узнаю в зеркале. Подбодрив себя таким образом, он дал мне две гантели по два килограмма и показал, как их надо разводить. Я старательно разводила, но получалось не очень.

— Нда, — сказал папа, — ты когда-нибудь спортом занималась?

— Нет, — ответила я.

— Ладно, — пообещал он, — что-нибудь придумаем.

Правда, ничего придумать у папы не получилось, потому, что в зал вдруг впорхнула женщина в лосинах, целиком, казалось, состоявшая из мышц, причем не человеческих, а по меньше мере лошадиных. Приказав мне приседать, а потом выпрыгивать из приседа, как герой какого-то мультфильма, папа тут же направился к женщине, запрыгнувшей на степпер. На спине у нее была большая татуировка, но прочитать, что там написано, мне не удавалось, так как половину рисунка скрывала майка. Женщина нажимала пятками на педали, далеко выставив круглый литой зад. Проходившие мимо мужчины долго на этот зад смотрели. Папа встал у степпера, и они с женщиной зубоскалили и ржали, говоря явно о чем-то неприличном. Время от времени женщина поглядывала по сторонам, как бы желая убедиться, что ее поведение находится в рамках нормы.

Я взмокла от чертовых приседаний и прыжков. Папа крикнул мне, чтобы я продолжала еще три минуты. Женщина слезла со степпера, и папа расстелил для нее коврик. Она легла на спину, папа сел перед ней на колени и положил ее ноги себе на плечи. Я продолжала приседать и прыгать. По-прежнему хихикая, папа щупал ляжки женщины, а она направляла его указаниями: выше-ниже. Я почувствовала, что еще немного и я потеряю сознание. Папа и женщина поднялись с коврика. Я отчетливо заметила у него стояк. Женщина поцеловала его и ушла в раздевалку. Как ни в чем не бывало папа подошел ко мне и сказал с улыбкой:

— Это растяжка.

— А, — сказала я.

Дальше нам следовало качать пресс. Папа присел рядом со скамейкой, на которой я корячилась, и вел счет. Женщина не унималась. Она присылала ему в вотсап свои фотографии из душевой. Когда я приподнималась, я видела их на экране его телефона. В ответных сообщениях папа выражал восхищение женщиной и подбадривал ее снимать еще, в новых, неожиданных ракурсах. К концу занятия я еле стояла на ногах, меня тошнило и кружилась голова. Папа сказал, чтобы я прекращала жрать капусту, а налегала на бобовые. Еще мне можно было фрукты и сырые овощи. Сладкое, молочное и мясо строго запрещалось.