Ф. В. Каржавин и его альбом «Виды старого Парижа»

Подготовка к изданию велась при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (грант РГНФ № 08-01-00212а; № 11-21-17001). Моя отдельная благодарность Дому наук о человеке (Maison des sciences de l’homme, Paris) за финансовую поддержку, позволившую мне работать в фондах парижских библиотек и, что особенно ценно, иметь возможность воссоздавать в реальности маршруты героя моего исследования по городу и предместьям. Трудно переоценить также возможность личного общения с французскими коллегами — Владимиром Береловичем, Франсуа и Мари Авриль, Жоржем Дюлаком, Ольгой Медведковой и всеми, кто оказывал мне консультативную помощь в разыскании материалов, связанных с парижской биографией Каржавина.

Рукопись книги обсуждалась в Центре по изучению XVIII века Института всеобщей истории РАН. Также чрезвычайно полезным для меня оказался опыт презентации моих разысканий в Секторе XVIII века Пушкинского Дома и в междисциплинарном научном семинаре «Проблемы художественной культуры XVIII века» в Государственном институте искусствознания в Москве. Считаю приятным долгом поблагодарить всех моих коллег и друзей, неизменно поддерживавших меня в работе, особенно тех, кто брал на себя труд читать на разных стадиях готовности рукопись и обсуждать ее со мной, — Надежду Юрьевну Плавинскую, Сергея Яковлевича Карпа, Елену Борисовну Смилянскую. Моя глубокая признательность рецензентам этой книги Анне Сергеевне Корндорф и Юлии Гаврииловне Клименко за их профессиональные советы и ценнейшие замечания.

Разумеется, исследование не могло бы успешно продвигаться без благожелательных, всегда готовых прийти на помощь сотрудников российских архивов, музеев и библиотек — приношу им всем свою сердечную благодарность. Наконец, было бы несправедливо не сказать здесь слова благодарности моим близким, которые неустанно поддерживали меня на всем пути, стойко перенося неудобства и сложности жизни, почти всегда сопутствующие процессу рождения книги.

Г. А. Космолинская

Theodore Karjavine и его парижский альбом

…американский житель;

парижский воспитанник,

петербургский уроженец;

в родине не свой;

в сем мире чужой,

в боге упокоюсь

аминь

Ф. В. Каржавин о себе[1]

Вместо историографического введения

Сегодня о петербургском разночинце Федоре Васильевиче Каржавине (1745–1812) известно немало. Он вырос в Париже и получил образование в Сорбонне, был придирчивым читателем Вольтера и прилежным учеником Декарта, хорошо усвоившим, что «первое из удовольствий есть удовольствие знать»[2]. Мы знаем его как переводчика, лексикографа, автора новаторского учебника французского языка, научного редактора (как бы сказали сейчас) и многогранного комментатора. Он рано заболел «манией чтения» и начал собирать свою замечательную библиотеку в Париже, будучи еще очень молодым человеком, а позже пробовал себя и в книгоиздательстве. Человек авантюрного склада, он много странствовал по Старому и Новому Свету, но связь c Парижем не порывал никогда.

Фигура Каржавина не перестает привлекать к себе внимание специалистов, занимающихся изучением историко-культурного наследия Просвещения. Документальные свидетельства его жизни, рассеянные по российским и зарубежным библиотекам и архивам, в действительности могли бы обеспечить изучение этой эпохи по самым неожиданным направлениям. Личность и наследие Каржавина влекут к себе не только историков. Его неординарную биографию не раз пытались воплощать в художественных произведениях[3], а книжное собрание не оставляет в покое уже несколько поколений библиографов и коллекционеров.

Судьба Каржавина в советской историографии сложилась ожидаемо причудливо: выходец из старообрядческой среды, социально чуждый и потому не подходивший на роль настоящего «революционера», с самого начала оказался под подозрением у историков-марксистов. Игнорировать классовый подход не удавалось даже такому знатоку XVIII века, как Яков Лазаревич Барсков (1863–1938), который рецензировал в 1934 году рукопись монографии о Каржавине только что вернувшегося в Ленинград после первого ареста Б. И. Коплана (речь о нем пойдет ниже). Барсков писал, что следует «отказаться от причисления семьи Каржавиных к „отцам русского либерализма“, „просветителям“, „революционерам“», и добавлял: «Бесспорно впрочем, что это очень интересная и во многом „показательная“ семья для истории русской буржуазии»[4]. Но монография Коплана так и осталась неопубликованной.