Ф. М. Достоевский: писатель, мыслитель, провидец. Сборник статей

Далее начинается перебранка старшего Карамазова с сыном Дмитрием из-за дамы, «благороднейших из девиц», ввергнувшая их в полнейшее бешенство и гнев, ибо оба «имеют слабость к этой госпоже», после которой все в келье были взволнованы. Все, кроме старца, с беспокойством встали со своих мест. «Отцы иеромонахи смотрели сурово, но ждали, однако, воли старца. Тот же сидел совсем уже бледный, но не от волнения, а от болезненного бессилия. Умоляющая улыбка светилась на губах его; он изредка подымал руку, как бы желая остановить беснующихся, и уж конечно одного жеста его было бы достаточно, чтобы сцена была прекращена; но он сам как будто чего-то еще выжидал и пристально приглядывался, как бы желая что-то еще понять, как бы еще не уяснив себе чего-то». И далее Достоевский, характеризуя поведение старшего Карамазова, «развратного сладострастника и подлейшего комедианта», опять-таки удивительно точно делает замечания со всеми мельчайшими подробностями телесных проявлений людей: «Есть у старых лгунов, всю жизнь свою проактерствовавших, минуты, когда они до того зарисуются, что уже воистину дрожат и плачут от волнения, несмотря на то, что даже в это самое мгновение (или секунду только спустя) могли бы сами шепнуть себе: «ведь ты лжешь, старый бесстыдник, ведь ты актер и теперь, несмотря на весь твой “святой” гнев и “святую” минуту гнева». Но вся эта дошедшая до безобразия сцена прекратилась самым неожиданным образом. Старец вдруг поднялся с места, шагнул по направлению к Дмитрию Федоровичу и, дойдя до него вплоть, опустился пред ним на колени. «Став на колени, старец поклонился Дмитрию Федоровичу в ноги полным, отчетливым, сознательным поклоном, и даже лбом своим коснулся земли. Слабая улыбка чуть-чуть блестела на его губах: “Простите! Простите все! – проговорил он, откланиваясь на все стороны своим гостям”». Дмитрий Федорович несколько мгновений стоял как пораженный, а потом бросился вон из комнаты, а за ним повалили гурьбой и все гости. Одни только иеромонахи опять подошли под благословение.

Отвлекаясь от далеко идущих содержательных контекстов, объясняющих это движение старца, можно видеть, что с точки зрения коммуникации это был безупречный ход, приостанавливающий дальнейшую эскалацию скандального и абсурдного положения. До этого старец старательно ускользал от прямых нападок, «обволакивая» своих оппонентов. И действительно, как еще противостоять человеку, который беспрестанно куражится, юродствует и представляется. Но своим падением на колени старец совершает решительный шаг, впрочем не лишенный загадочности, в котором, однако, прослеживается уже «линейная», а не «складчатая» модель коммуникации. Но совершается это в пространстве совместности, во многом уже подготовленной действиями самого старца. Он уже расположил к себе людей (и само это расположение включало все необходимые движения по конструированию пространства совместности) и заручился их поддержкой своими корректными обращениями со «смутьянами». Неожиданное движение старца подвело всех к пределу, который заставляет их прежде остановиться, а потом ретироваться из собрания, ставшего до конца неуместным, поскольку запустилась в действие уже сила самой совместности, которая стала переопределять действия ее членов.