Ф. М.

Но распознавались и приметы недавно свалившегося достатка – новехонький телевизор, раскрытый ноутбук с еще не содранными цветными наклейками.

Несколько минут Ника простоял, разглядывая картину кисти художника Перова.

^{В.Г. Перов}

^{Портрет Ф.М. Достоевского}

Странно. Почему кажется, что энергетический центр полотна не в задумчивом лице писателя, а в спокойных, крепко сцепленных руках? И как жуток этот черный, зловещий фон! В нем явная угроза. Будто в любой миг чернота может сомкнуться, и вместо Федора Михайловича получится непроницаемый «Черный квадрат».

Ну, а потом в комнату вошли девушки, и разгадывание ребуса продолжилось.

* * *

– Нет, ни про вокзал, ни про банк папа ничего не говорил… 100? Не знаю… Посчитать? Не знаю…

Саша сидела на кровати в линялом халатике, с обмотанными полотенцем волосами и ужасно старалась хоть чем-то помочь, но проку от нее не было никакого – во всяком случае, так казалось вначале.

Через час безрезультатного мозгового штурма, когда у Ники задымилась голова, он выудил из бумажника заветный дублон и тоскливо уставился на сдвоенный профиль венценосных супругов. Фальшивое золото скучно поблескивало на ладони, помогать дедукции не желало.

Саша Морозова, наверное, уже в десятый раз повторила:

– Это обязательно что-нибудь про Федора Михайловича. Папа ничем другим не интересовался. Про Федора Михайловича знает всё-превсё, а про остальное почти ничего. Я иногда прямо удивлялась. Он даже Филиппа Киркорова не знает, представляете? Один раз увидел по телевизору, случайно, и говорит: «Ой, смотрите, какой смешной! Зовут как меня – Филиппом. Кстати, чем-то на Настасью Филипповну похож». Это из романа «Идиот», – сочла нужным пояснить Саша.

– Знаем, кино смотрели, – с достоинством ответила Валя.

Глядя на монету, Ника задумчиво повторил – в сотый раз:

– «Посчитай его». Кого? Или что? – И вдруг вздрогнул. – Вы говорите, это непременно связано с Достоевским? Так, может, не «его», а «Его», в смысле, писателя? Но как можно его посчитать?

Валентина пожала плечами:

– Хренотень какая-то. То есть, нонсенс. Ну Федор. Ну Михайлович. Ну Достоевский. Чего тут считать-то?

Ладонь, на которой лежал дублон, словно щекотнуло.

– Валюша, ты – гений! – воскликнул Ника и быстро написал на листке:

Федор(5) + Михайлович(10) + Достоевский (11) = 26

– Если посчитать количество букв в имени писателя, получается 26. То есть, сначала 100, потом 26.

– Ну и фигли? То есть, что вы хотите этим сказать? – Валя посмотрела на листок, на Фандорина. – Кстати, шеф, почему слово «гений» не имеет женского рода?

Ника отмахнулся.

– Сто, потом двадцать шесть. Сто, двадцать шесть… Хм… Раз сначала идут цифры, то и потом должны быть тоже числительные. Что там было дальше? Валя, прочти по записям.

– Да я наизусть помню. Попросил голову отстегнуть. Выдрал из подушки зубами перышко. Потом долго шевелил пальцами. Сказал: «И наконец вот так!» Откусил пуговицу и выплюнул. Дальше принялся на Сашку облизываться и матом запустил. Цитировать?

– Не надо. Это было уже после того, как он сказал: «А уже всё».

Николас вертел монету, пытаясь ухватить ускользающую мысль.

Его взгляд упал на портрет.

– Перо! – закричал магистр так, что девушки дернулись. – Портрет Перова! Морозов шевелил пальцами… И на портрете пальцы! Их надо сосчитать? Но зачем? Сколько у человека может быть пальцев?

Он подошел к картине, стал считать – тут его ждал сюрприз. Пальцев оказалось не десять, а девять. Один был не виден!

– Девятка, девятка! – Николас оглянулся на девушек, которые тоже смотрели на картину, прижавшись к нему с двух сторон. – 100-26-9. И еще какая-то пуговица… Вот, есть пуговица! – Он ткнул в сиротливую пуговицу на сюртуке угрюмого классика. – Причем всего одна, а это необычно! Наверняка ее и имел в виду Морозов. Последнее звено – 1. Таким образом, мы имеем семизначное число 1002691.

– А что это такое? – спросила Саша, глядевшая на него во все глаза.

– Не знаю. Из семи цифр, например, состоят московские телефонные номера.

Помощница вынула из кармана мобильник.

– Звоним?

– Ни в коем случае. Валя, твой карманный компьютер при тебе?

– Само собой.

Валя уже поняла сама.

– Сейчас сделаем, шеф. Вы вот меня ругаете, что я ворованные базы данных покупаю, а они нам сейчас ого-го как пригодятся. У меня на жестком диске и МГТС, и все операторы мобильников имеются… Сейчас загружусь.

Она достала чудо техники, крошечный компьютер, с которым никогда не расставалась, и всего через минуту доложила:

– Есть 100-26-91! Только это родильное отделение. Вот, сами посмотрите. Звонить?

Николас сник. Неужели он ошибся и это не телефонный номер, а что-то совсем другое? Или ошибочен сам метод?

Пока Валя проверяла номер (он действительно принадлежал роддому), Фандорин уныло смотрел на фальшивый дублон. А что если ребус тоже фальшивый и Морозов просто над ними поиздевался?

Поднял глаза на портрет. К раме была прикреплена медная табличка: «В. Г. Перовъ. Портретъ Ѳ. M. Достоевскаго».

– Так-так-так, – быстро пробормотал Николас. – Бумагу!