Эзотерический мир. Семантика сакрального текста

Судя по тексту, Карлос Кастанеда (уже как автор «Дона Хуана») прекрасно знает и другие эзотерические учения. Помимо учений дзэна и Кришнамурти он знаком с учением Гурджиева: в одном месте дон Хуан говорит о числе 48 как нашем магическом числе. Из другого места «Дона Хуана» ясно, что автор говорит о «чакрах». «Он (дон Хуан) коснулся моей головы и сказал, что это центр разума и разговора. Конец моей грудины был центром ощущения. Район ниже пупка был волей. Сновидение было с правой стороны против ребер. Видение — с левой». Особенно широко Карлос Кастанеда использует архаические магические представления о духах и силах. Основные его мысли в этой области мы уже приводили, отметим еще одну, известную по Библии. Чтобы овладеть своей силой (олли), ученик должен с ней бороться, причем на грани жизни и смерти. Но и наоборот, дух смерти не может без борьбы вступить в свои права. Во время одного из опытов дон Хуан говорит:

«Пиши, пиши, или умрешь. Умереть в восторженном состоянии — чепуховый способ умирания.

— Тогда как должен умирать воин? — спросил дон Хенаро в точности моим голосом.

— Воин умирает трудно, — сказал дон Хуан. — Смерть должна бороться с ним. Воин не отдается ей».

В своем произведении Карлос Кастанеда использует даже полу-эзотерические идеи философов и научных фантастов. Например, объяснение дона Хуана, что между восприятием и миром стоит «описание мира» и поэтому наше сознание имеет дело только с образом жизни, а не с ней самой, весьма напоминает известные идеи Дильтея:

«— Подумай вот о чем. Мир не отдается нам прямо. Между ним и нами находится описание мира. Поэтому, правильно говоря, мы всегда на один шаг позади, и наше восприятие мира всегда только воспоминание о его восприятии. Мы вечно вспоминаем тот момент, который только что прошел. Мы вспоминаем, вспоминаем, вспоминаем, — он покрутил рукой, давая мне почувствовать, что он имеет в виду».

А разъяснения дона Хуана о вечности заставляют вспомнить как восточные эзотерические учения, так и роман «Конец вечности» Айзека Азимова. «Знаешь ли ты, — говорит дон Хуан, — что в этот самый момент ты окружен вечностью. И знаешь ли ты, что можешь использовать эту вечность, если пожелаешь?» В том же романе есть один интересный эпизод: его главный герой (Харлан), выйдя из Вечности и попав в другую «реальность» (кстати, это понятие в романе несет большую нагрузку), встречает там самого себя. «Во второй раз он, Харлан, закрыл дверь, когда незнакомец начал поворачиваться. Он встретил самого себя! В один и тот же момент Времени и почти в одном и том же месте он встретил другого, более раннего Харлана, чуть было не столкнулся с ним лицом к лицу… Воспоминание о пережитом кошмаре преследовало его много дней». А вот что говорит дон Хуан:

«У мага нет данных о том, что он находится в двух местах сразу. Ощущать это было бы равносильно тому, чтобы встретиться со своим дублем лицом к лицу, а маг, который сталкивается лицом к лицу с самим собой, — мертвый маг. Таков закон. Так сила расположила вещи. И никто не знает почему».

Станислав Лем также любил описывать встречи двойников. В романе «Солярис» есть рассказ героя о том, как одному из обитателей Станции являлось какое-то существо, что-то вроде живой шляпы (одно из его глубоких, интимных переживаний). Не напоминает ли этот рассказ переживания Паблито?

«Я спросил Паблито о его встрече с нагвалем, и он рассказал мне историю своей первой встречи с ним. Он сказал, что однажды дон Хуан дал ему корзину, которую он посчитал подарком доброй воли. Он повесил ее на крюк над дверью своей комнаты, и поскольку в то время не мог придумать для нее никакого использования, то весь день и не вспоминал о ней. Он сказал, что, по его мысли, корзина была даром силы и должна была быть использована для чего-нибудь особого.