Ежик с иголками

— Нет, моя миленькая, ничего страшного, это не болезнь, а что-то вспомнилось ужасное, — Евгений встряхнул головой, пытаясь вернуть себя в нормальное состояние. Он и сам понять не мог, откуда вдруг и внезапно на него налетело это усиленное сердцебиение и тревога, словно вестники крупного несчастья. Но они вот такой волной прокатились и затихли, словно разбились о мол. И так несколько раз подряд. На первые две волны, которые он зафиксировал, но так тревожно не отреагировал, а просто не обратил внимания. А вот последняя так ударила, что и отразилась на его лице, тем самым испугав ребенка.

— Я принесу тебе минеральной водички. А лучше чай заварю, хорошо, папочка? Мы чайку попьем, и тебе хорошо станет, — предложила суетившаяся вокруг него Софийка, продолжая испуганно лепетать и уговаривать, словно испугалась этой внезапной болезни.

— Нет, не хочу. Идем ко мне на коленки, — Евгений поймал ребенка и усадил к себе на колени. — Мне уже хорошо. Просто какая-то тревога пробежала по сердцу и унялась. Я уже немолодой, потому такие вот казусы и случаются. Возрастные недомогания.

— Ты еще очень и совсем не старый, — возразила Софийка, прижимаясь ухом к его сердцу, пытаясь уловить эту тревогу, но там нормально и, как всегда, просто стучало.

— Я знаю. Я еще очень даже ничего, и даже молодой, — пытался бодриться Евгений, но сам уже призадумался над этим внезапным явлением. Нет, здесь не в здоровье дело, не оно виной такой тревоги. Явление несколько иное. Он услышал этот зов ниоткуда, а точнее, из той комнаты, которая в последние годы служила ему кабинетом и личной лабораторией. Там находился его "Паурат".

— Милый ребенок, скажи мне правду, — обратился Евгений к Софье, которая уже успокоилась и повеселела от информации, что у папы со здоровьем полный порядок. — Ты не входила в мою комнату и ничего там не включала, не нажимала? Ну, не обязательно нарочно, а, может, случайно нажала какую-нибудь кнопку.

— Нет, что ты, папа, — вновь перепугалась и всполошилась Софийка. — Я никогда даже не думала об этом. Ты просил меня, вот я и послушалась. Даже к двери близко не подхожу. Я ведь знаю, что у тебя там что-то важное и твое личное. Зачем мне нужно туда входить, а тем более, еще и кнопки, нажимать, про которые я ничего не знаю.

— Софийка, честное слово, — предпринял еще одну робкую попытку Евгений. — Ты, если это нечаянно произошло, признайся. Я даже не то, что ругаться, а даже обижаться не стану. Ведь, по сути, совсем ничего не случилось, потому и нужна мне эта, правда.

Софийка от недоверия и этого несправедливого подозрения была уже на грани истерики, и готова вот-вот в два ручья и один голос разреветься, что Евгений поспешил исправить свою ошибку и поцеловал ее в оба глаза, только бы они не извергали соленые ручьи.

— Нет, нет, милая, я ни в чем тебя не подозреваю и даже не собираюсь разбираться. Мне просто хотелось понять, откуда в нем, в моем "Паурате" эти еле приметные признаки излучения, словно он в мое отсутствие включается и выключается. Но, поскольку ты не трогала, то искать буду причину в ином. С ним нечто происходит непонятное, от чего я лучше бы считал причину в тебе.

— Да, папочка, — немного успокоившись, залепетал ребенок, обрадованная, что папа поверил ей. — Ищи, ты обязательно ищи в другом месте, потому что я никогда без спроса не трогала, и не буду трогать. Мне ведь вполне хватает своих игрушек и хлопот. Ты верь мне ищи ошибку, а если нужно спросить, то спрашивай и меня.

— Да это и не было ошибкой, Софийка. Это был зов, призыв предупреждение. Даже странно. Ведь я испытывал свой аппарат где-то более двух лет назад, а мне только сегодня пришел ответ через выключенный аппарат. Неужели мой сигнал приняли и сейчас пытаются ответить? А вдруг? Так это тогда просто здорово. Значит, я прав.

— Папа, а кто? Ты в космос послал радиосигнал? И тебе инопланетяне что-то ответили? — удивленно, с широко открытыми глазами спрашивала Софийка.

— Да, моя девочка. Но что самое удивительное — ответил голосом не солидного ученого-мужа, а моим из детства. Мне говорил мой голос из далекого детства.

— Ой, а что он тебе такого сказал?

— Попросил, — с тоской и отчаянием ответил Евгений, словно ответ этого далекого собеседника совсем не радует его.

— А почему ты такой грустный? Тебе не понравилась его просьба? Или голос? Так еще неизвестно, какие у них голоса!

— Я даже не знаю, как и ответить. Так сразу и не сообразить. Дело в том, что его просьба мне не понравилась. — Евгений встал с кресла с ребенком на руках и прошелся по комнате. Софийке ужасно нравилось, когда он ее, словно маленькую, носил на руках. Только на улице стеснялась, когда он это делал при всех. Стеснялась, краснела, но безумно радовалась от счастья. — Он слегка пугал меня.

— Он тебе угрожал?

— Просил. Умолял и предупреждал об угрозе. Я посвятил этому аппарату весьма много лет. Ужасно много, чтобы вот так легко распрощаться. У меня не хватит сил с ним расстаться.

— Папа, а зачем? Он такой красивый, большой и умный. Разве может твой "Паурат" плохое людям сделать?