— Всё, теперь грудь! — решительно рубанул воздух ладонью кум. — Когда–то же надо начинать.
После щелчка кнопки развратная девка сказала:
ДА, ТЕПЕРЬ ТАК. ТЕБЕ НРАВИТСЯ МОЯ ГРУДЬ?
— Нравится, нравится, — процедил Курдюмов сквозь зубы и ещё раз нажал на кнопку.
ДА, ДА! ОХ!
— воскликнула партнёрша. Ртутный столбик поднялся совсем высоко. Серёга смело навёл стрелку указателя на живот белокурой прелестницы.
Я СЕЙЧАС ВСЁ С СЕБЯ СНИМУ!
— вскричала она.
— Давно пора, — загоготал Васька.
Курдюмов щёлкнул ещё раз, и на экране появилась новая картинка: девушка была совсем голой. Призывно приоткрыв ротик и обнажив кроличьи зубки, она томно смотрела на распалившихся мужичков.
— Что будем делать, Васька? — испугался Курдюмов. — Отступать уже некуда.
Кум задумался.
— Вот так они, кошки драные, нас за зебры и берут, — сказал он угрюмо. — Только, бывало, улыбнёшься кому, по коленке погладишь, а она — бац… это самое… и некуда уже отступать.
— Именно так, наверно, и «дружище Билл» вляпался.
— Какой дружище Билл?
— Клинтон, президент Америки. Он, может, за всю жизнь только пару раз с ней, с Моникой Левински, левака и дал, а она, стервоза, припрятала бельишко со следами Билловых шалостей и ждала до поры. Компромат, значит, на парня заныкала, а теперь шантажирует его, «грины» требует.
— Эх, Серёга, — сказал Васька, — а я вот думаю: сколько таких ночнушек запятнанных по заветным сундучкам припрятано. Лежат они там, проклятые, и ждут, пока я кем–нибудь поглавнее слесаря стану…
Тут в комнату вошла Клавдия.
— Мужики, чем это вы там, на полу, занимаетесь?
— У нас, Клавочка, тут бурная половая жизнь, — ухмыльнулся Курдюмов.
— Щас, чувствую, стрелять будем, — сострил Васька.
Клавдия поставила на стол чистые тарелки и подошла к компьютеру.
— Ого! — удивилась она. — У вас здесь и впрямь игрище! Чисто оргия!
— Вот, Клавка, — Василий задумчиво почесал подбородок, — раздеть–то мы её раздели, а что дальше делать — не знаем.
— Ишь ты какой! — Клавдия шутливо отвесила мужу лёгкий подзатыльник. — Не знает он, что дальше делать…
— Нет, правда. Надо же как–то конч… это самое… заканчивать игру. А куда целовать — не знаем.
— А теперь уже куда ни целуй — всё одно, — со знанием дела заметила Клавдия.
— Э, не скажи, — опечалился Василий. — Отключиться может, собака.
— Разве это плохо, когда женщина отключается от одного только поцелуя? — засмеялась Клава.
— Да не женщина, а компьютер. Компьютер может отключиться! Тут надо осторожно.
Клавдия с любопытством посмотрела на экран.
— А в губы не пробовали?
Курдюмов хлопнул себя по лбу.
— Точно! Ах, голова садовая!
Он выдал целую очередь в направлении пухлых губок девицы, и та тотчас же упала навзничь.
— Поддаётся! — истошно заверещал Василий. — Готова!
Клавдия пристально глянула на мужа.
— Что это ты сегодня такой бешеный?
Василий притворился, будто не услышал вопроса.
— Жми, Серёга, жарь! — заорал он. — Кочегарь его в кочерыжку!
Курдюмов ещё раз щёлкнул кнопкой «мыши» и… Очевидно, он ткнул куда–то не туда. Во всяком случае, монитор немедленно погас, и на чёрном фоне экрана засветилась белая надпись:
ТЫ ОЧЕНЬ ТОРОПИШЬСЯ. ПОПЫТАЙ СЧАСТЬЯ ЕЩЁ РАЗ.
— Тьфу, идиотизм! — выругался Курдюмов. Сергей рассеянно щёлкнул кнопкой несколько раз не целясь, но по всему было видно, что он уже не верит в успех.
Погас и Васька.
— Ну-у, — обиженно протянул он, — так я не играю. Мы старались, честно тянули время, а она нам такую подлянку…
— Буржуйские штучки, — сказал Курдюмов. — Вот так, Вася, они, буржуи, и отвлекают нас от борьбы — всякими разными игрушками дурацкими.
Тихо вошёл в комнату Петька. В сексуальном раже никто не услышал, когда он вернулся домой.
— Па, — удивился Петька, — а чего это вы с дядей Васей на полу, а?
Курдюмов нехотя поднялся, зачем–то отряхнул колени.
— Чем глупые вопросы задавать, занялся бы лучше делом, — сказал он. — Каникулы кончаются, скоро в школу, а ты ни одной книжки не прочитал. Сейчас же бери… что там у вас, «Тихий Дон»? «Поднятая целина»?.. и дуй в спальню.
— Па, а компьютер?
— А зачем тебе компьютер? Он подождёт. Иди, иди, читай Шолохова.
Курдюмов сердито выдернул вилку компьютера из розетки, звучно икнул, поморщился и сказал:
— А этот ящик дурацкий теперь тебе без надобности. Потому что одно только баловство…