Повернув ключ в замке зажигания, она съехала с дорожки перед домом и направилась в Камден. Уже позже, сопоставляя время звонков и записи в бумагах, она поняла, что Тим умер, похоже, в тот момент, когда она ждала зеленого у светофора на Чисхолм-стрит, всего в квартале от церкви, где они когда-то поженились.
Осень
Глава 1
Эвви долго лежала без сна на полу в темноте в небольшой пустой квартире, которая неловко выступала блоком во двор в задней части ее дома. Она спустилась туда в надежде развеять неприятный сон, в котором Тим был все еще жив.
Бабушка Эвви, которая по происхождению была скандинавкой, утверждала, что молодые женщины часто видят во снах мужей, которых хотят иметь в жизни. Старые женщины грезят во сне о мужьях, которые хотели бы их. И только самые удачливые женщины, те, что посередине, видят во сне мужей, которые у них уже есть. Но Эвви не подходила ни под одну из этих категорий. Ее сны о Тиме никак не укладывались в скупую бабушкину классификацию.
Тим в ее снах всегда злился на нее за то, что она ушла. «Ты видишь, что произошло?» – повторял он снова и снова. На этот раз он был так близко, что она чувствовала его дыхание, ароматизированное жевательной резинкой, видела маленькую жилку на его лбу. Эвви боялась засыпать, не желая снова встречаться с ним. Поэтому решительно сбросила одеяла и вышла из комнаты. Когда Эвелет спускалась по широкой изогнутой лестнице, ей казалось, что она в тиши ночи пробирается к стойке регистрации отеля за дополнительными полотенцами. Этот дом всегда был слишком большим, а теперь казался ей просто огромным. Она зашла на кухню, поставила чайник на газ, затем проследовала в гостиную и растянулась прямо на ковре, ожидая сама не зная чего.
Когда они только купили этот дом, точнее, когда
«Хорошо, – подумала она про себя, когда эта мысль впервые пришла ей в голову. – Добро пожаловать в самый омерзительный комедийный клуб штата Мэн. Вот вам небольшая шутка о том, что даже призрак моего мужа – еще тот придурок. И о том, что я – настоящее чудовище».
Было чуть больше четырех утра. Лежа на спине в футболке и трусах-боксерах, Эвви ритмично дышала, пытаясь унять пульсирующую боль в висках, животе и запястьях. В доме было пусто и совершенно тихо, если не считать стука часов, которые уже тридцать пять лет ритмично отбивали время. Сначала на кухне ее родителей, а теперь и на ее собственной кухне. В этой темной квартире она почти ничего не чувствовала, если не считать покалывания ворсинок ковра. Небытие какое-то! Эвви прикрыла глаза, и вдруг ей показалось, что она лежит прямо на земле.
Время от времени Эвви думала о том, чтобы переехать сюда насовсем. И пусть кто-то другой завладеет этим домом, этой большой кухней и спальнями наверху, резными перилами и скользкой лестницей, где она, однажды поскользнувшись, получила темно-фиолетовый синяк на бедре. А она могла бы жить здесь, вот так растягиваться на ковре в темноте и обдумывать все свои худшие мысли, поедая бутерброды с арахисовым маслом и слушая радио.
На кухне засвистел чайник, и она встала, чтобы снять его, а затем достала из шкафа одну из приметных кружек – для сбора пожертвований от Общественного радио. Другая такая кружка осталась у стенки, тускло отсвечивая тонким слоем пыли на перевернутом дне. Этикетка на чайном пакетике с ромашкой гласила: «Нет такой проблемы, которую не могла бы разрешить хорошая чашка чая»[1]. Наверное, именно так выразился бы истинный джентльмен из аббатства Даунтон, если бы уронил себе на ногу тяжелую книгу.
С чашкой чая в руках Эвви прошла в гостиную и свернулась калачиком на темно-зеленом диване. Из стопки корреспонденции на кофейном столике торчал
– Отпустить ее подальше впереди себя, – пробормотала она и сунула журнал в самый низ стопки.