Европеец

Я родился[1] 18 декабря 1786 в Эйтине в Герцогстве Голштинском и получил весьма хорошее воспитание, главным предметом коего были изящные искусства: ибо отец мой[2] был из числа отличных знатоков и любителей оных. Уединенная семейная жизнь, обращение почти исключительно с особами зрелого возраста и весьма образованными, заботливость моих родителей отдалить от меня общество молодых людей, моих сверстников, с ранних лет заставили меня углубиться в самого себя, жить в идеальном мире, на него устремить мою деятельность и в нем искать блаженства. Время мое посвящено было живописи и музыке. С успехом начинал я упражняться на разных отраслях живописи. Писал масляными и сухими красками, в миниатюре, и выучился работать резцом. Но нечувствительно перестал заниматься сими предметами, и тогда совершенно овладела мною музыка. В обычае у отца моего было — часто переменять местопребывание. Неудобство, происходившее от частой перемены учителей, было для меня вознаграждаемо необходимостью заменять недостаток в средствах учения усугубленным прилежанием и собственными моими размышлениями. Доброму и вместе строгому Гаутелю[3] (1796–1797) обязан я началами особенного искусства играть на фортепиано: метода его отличалась выразительностью, ясностью и силою. Как скоро отец мой заметил меру моего таланта, то не стал ничего щадить для развития оного. Он повез меня в Зальцбург, к Михаилу Гайдену[4]. Важность характера сего художника препятствовала ему снизойти к силам отрока, и я научился от него немногому, и то с большими усилиями. Для ободрения моих талантов отец мой издал в этом городе в 1798 году первое мое сочинение, о котором с благосклонностью возвещено было в музыкальной газете, В конце года отправился я в Мюнхен и там брал уроки пения у Валлези[5] и уроки композиции у органиста Калхера[6]. Ясному и постепенно успешному способу обучения последнего в особенности обязан я тою легкостию, с которою располагаю средствами искусств, особливо в музыкальных сочинениях на четыре голоса. Средства сии должны сделаться столь же природными для композитора, сколько орфография и просодия стихотворцу. Я занимался предметами моими с неутомимым прилежанием и почувствовал особенное пристрастие к драматическому роду. Под руководством моего учителя сочинил я оперу (Могущество любви и вина), музыку для большой обедни, несколько сонат для фортепиано, вариаций и трио для скрипки и пр. Все эти пьесы после преданы были огню[7].

Пылкость юношеского возраста, во время коего стремятся овладеть всем, что ново и что может наделать шуму, возродила во мне желание усовершенствовать литографию, только что изобретенную тогда Зенефельдером[8]. Я успел уверить себя в том, что сам изобрел оную с помощью машины более удобной. Желание упражняться сим художеством в большем его объеме побудило нас ехать в Фрейберг, где все материалы должны, казалось, быть в изобилии и под рукою. Но скоро наскучило мне сие упражнение, совершенно механическое и мелочное. С новым рвением обратился я к композиции.

Тогда сочинил я оперу «Лесная дева» на слова шевалье Стейнсберга[9]. Она была представлена в ноябре 1800 и сделалась всюду известною более, нежели бы я того теперь желал. Опера моя была весьма не совершенное произведение, хотя и имела в себе некоторое достоинство изобретения; но, несмотря на ее недостатки, она была представлена 14 раз в Вене, переведена на богемский язык (!) и с успехом играна в С. Петербурге (заметим, что автору было тогда только 14 лет). Творение мое было одним из тысячи следствий неприязненного на юные таланты влияния рассказов о чудесах равномерного совершенства знаменитых художников, с коими юноши желают сравниться.