Еврейский миф в славянской культуре

«Полевой петух» как хранитель чудесного средства для обработки камня фигурирует в «Толковой Палее». А.Н. Веселовский отметил почти дословное сходство этого сказания с талмудической легендой (Веселовский 2001: 177), на основе известных ему списков предполагая, что статья о шамире появляется в составе Палеи начиная лишь с XV в. (Веселовский 2001: 250). Однако уже в древнейшем русском списке Палеи конца XIV в. читаем: «Рече Китовра(с). есть ноготь птиць малъ во имя шамиръ. хранить же кокотъ дЪткы въ гнЪздЪ своемъ на горЪ камянЪ в пустыни далнеи» (Барс. 619. Л. 234 об.). Повторяющееся и в более поздних списках Палеи сочетание «кокоть детьскыи» представляет собой перевод арамейского тарн’гола бар «полевой петух»: славянский переводчик спутал два значения слова бар: «поле» и «сын» (БЛДР 3: 386; ср. обозначение птицы как «петух Бар» в современном переводе легенды – Агада 2000: 206).

В легенде о загадках царя Соломона, записанной в Борисовском у. Минской губ., рассказывается, что Соломон, узнав, что на свете существует молодая царица, «мудрейшая за яго», послал «к ёй чираз питуха карточку» с приглашением в гости (Шейн 1893: 485).

Образ петуха – царского посланника нашел отражение и в «библейском» фольклоре карпатских украинцев. В легенде, записанной в Угорской Руси в конце XIX в., говорится о том, что однажды к Соломону собрались все птицы, нет только «когутa великoго». Наконец явился «когут» (петух) и сказал, что был «у туй Америцьi, за морьйaми», где живет «йиднa христьaньська особа, йиднa жонa, та йи за царицьу». Соломон отправил с «когутом» царице письмо, пригласив ее в гости (Гнатюк 1897: 25). Текстовые совпадения в деталях между украинской и еврейской легендами (отсутствующие в книжных вариантах апокрифов о Соломоне и царице Савской) могут свидетельствовать о непосредственном заимствовании сюжета из одной повествовательной традиции в другую.

В этом контексте «говорящими» становятся славянские названия удода, не подкрепленные развернутыми легендарными мотивировками. Это номинации, связанные со словом «петух» и признаком «божий» – с. – хорв. božij kokotić «божий петух» (Гура 1997: 599), или же «царские» названия – с. – хорв. kruničar (по хохлу на голове, напоминающему корону; Гура 1997: 599). В связи с последним примером упомянем, что «еврейской кукушкой» поляки Цехановского воеводства считали также хохлатого жаворонка (Гура 1997: 636).

Сквозь призму талмудических сюжетов можно рассмотреть и славянские поверья, связанные с представлениями об удоде как «колдовской» и «вещей» птице. На Западной Украине бытовало поверье, что хохлы, вырванные удодом у своих птенцов и сложенные в гнезде, отпугивают хищников; считалось, что если человек сорвет хохол с головы удода, это грозит ему большим несчастьем (Гура 1997: 49, 602). В Харьковской губ. верили, что удод может отомстить за разорение своего гнезда – принести огонь на крышу хаты и спалить ее (Клингер 1909–1911: 294). На Украине предзнаменованием смерти считалось, если удод долбит угол дома (Гура 1997: 602).

Рассмотренные польско-украинские народные поверья об удоде, своеобразно отражающие стереотип «чужого» в его орнитоморфной ипостаси, свидетельствуют не только о разнообразии способов материализации фольклорно-мифологических представлений, но также о феномене культурного пограничья, аккумулирующего и удерживающего в себе элементы различных традиций. Осколочные представления о «царском» удоде, стоящие вне системы славянских народных представлений об этой птице и фиксирующиеся более в лексике, нежели в фольклорных нарративах, могут стать примером именно такой «культурной консервации» неславянских книжных сюжетов в славянской традиционной культуре.

Миф 5 «Хапун жидка ухопил…» Демонология, магия и ведовство в славяно-еврейской среде

Влюбой национальной традиции существует область, особо открытая для этнокультурных контактов, – это область народной демонологии и магии. До наших дней фольклорные представления о нечистой силе и потустороннем мире сохраняют характер актуальных верований, демонстрируя не только свою устойчивость в народном сознании, но и достаточно активный обмен персонажами и верованиями в полиэтнических регионах. Что касается славянской и еврейской традиций, то, несмотря на их глубокие различия, в сфере народной демонологии проявляется как раз тесное «сотрудничество», в котором обе стороны проявляют взаимную заинтересованность. На эту особенность обратили внимание еще классики этнографии П.П. Чубинский, говоривший о сходстве в демонологических представлениях украинцев и евреев, и С.А. Ан-ский, подчеркивавший, что так называемая низшая мифология, по существу, не знает конфессиональных границ.