Еврей Абнер, который ничего не видал

– И вот такова сказка! Она баснословна, необычна, поразительна; чуждая обычной жизни, она часто переносится в неизвестные страны или в далекие, давно прошедшие времена. Каждая страна, каждый народ имеет такие сказки – турки и персы, китайцы и монголы. Их, говорят, много даже в стране франков, по крайней мере однажды мне рассказывал об этом ученый гяур! Но они не так прекрасны, как наши, потому что вместо чудных фей, живущих в великолепных дворцах, у франков волшебные женщины, называемые ими ведьмами, – коварные, отвратительные существа, живущие в жалких хижинах и ездящие в тумане верхом на метле, вместо того чтобы ездить по голубому воздуху в колеснице из раковины, увлекаемой грифами. У франков есть также гномы и подземные духи; это маленькие уродливые человечки, проделывающие разные штуки. Вот это сказки; но совсем другое дело рассказы, называемые обыкновенно повестями. Они, как и следует, остаются на земле, происходят в обычной жизни, и в них чудесно большей частью только сцепление превратностей судьбы человека, который делается богатым или бедным, счастливым или несчастным не благодаря волшебству, заклинаниям или проделкам фей, как в сказках, а благодаря самому себе или странному стечению обстоятельств.

– Верно! – сказал один из молодых людей. – Такие истинные повести находятся также в чудных рассказах Шахерезады, называемых «Тысяча и одна ночь». Такова большая часть приключений калифа Гаруна аль-Рашида и его визиря. Они выходят переодетыми и видят то или другое крайне странное происшествие, которое потом объясняется совершенно естественно.

– И все-таки вы должны будете сознаться, – продолжал старик, – что те повести не самая слабая часть «Тысячи и одной ночи». А ведь как они отличаются по своим причинам, по своему ходу, по всей своей сущности от сказок принца Бирибинкера, или трех одноглазых дервишей, или рыбака, вытаскивающего из моря ящик, запечатанный печатью Сулеймана! Но, в конце концов, есть все-таки основная причина, которая придает тем и другим их особую прелесть, а именно та, что мы тоже переживаем нечто поразительное и необыкновенное. В сказке это необыкновенное заключается в примеси сказочного волшебства к обычной человеческой жизни, а в повестях хотя все и происходит по естественным законам, но поразительным, необыкновенным образом.

– Странно! – воскликнул писатель. – Странно, что потом этот естественный ход вещей привлекает нас так же, как в сказке сверхъестественный. В чем же может быть причина этого?

– Причина этого в изображении отдельных людей, – отвечал старик. – В сказке скопляется так много чудесного, человек уже так мало действует по собственному побуждению, что отдельные фигуры и их характеры могут быть обрисованы только мимоходом. Другое дело в обыкновенном рассказе, где самое главное и привлекательное – манера каждого лица говорить и действовать сообразно своему характеру.

– Действительно, вы правы! – сказать молодой купец. – Я никогда не старался так хорошо подумать об этом, смотрел на все так себе и не размышлял, наслаждался одним, находил скучным другое, не зная прямо почему. Но вы даете нам ключ, открывающий эту тайну, пробный камень, на котором мы можем делать пробу и правильно судить.

– Делайте это всегда, – отвечал старик, – и ваше наслаждение увеличится, если вы научитесь размышлять о том, что слышали. Но, смотрите, там опять поднимается новый раб, чтобы рассказывать.

И в самом деле, другой раб уже начал…