С таким количеством пушек и разумений, как может быть развенчана эта одежда? Древние совершенные обезьяны тоже не могли бы "думать" иначе, как и рыба-молот или тиранозавры.
Но главный вопрос: как будет после Человека ?
Здесь мы переходим к прикладной Зоологии или эволюционизму in vivo (в живую).
И очень даже может быть, что все эти миллиарды лет эволюция шла лишь к единственной точке, где один вид сможет повернуться к самому себе, но не для того, чтобы улучшить свой мир, свои плавники или лапки, или свои мировые "идеи", а чтобы исследовать это скопление известняка и тканей и увидеть, что может из этого выйти -- как это может добровольно измениться, каким механизмом и какой внутренней силой?
Мы предлагаем ничуть не меньшее, чем зоологическую революцию. Мы ищем ничуть не меньшее, чем рычаг или скрытую пружину, но пружину внутреннюю и пружину в теле, которая откроет нам двери Новой Эволюции, какой никогда не было со времен первых одноклеточных три миллиарда лет тому назад: двери Эволюции II.
Да, это почти "как признание в убийстве", чудовищность... анти-научная и анти-религиозная, даже анти-человеческая. Но были ли когда-то анти-рыбами первые маленькие тюлени? Эволюция не является анти-чем-то: она просто идет. И смеется над нашими претензиями.
Со всеми нашими причиндалами, мы, возможно, только Предыстория Человека.
Ты разбил на куски
пустячный холм существа,
потому что он не доставил тебе
запертую сладостность жизни.
Риг Веда, V.54.5
2
Благоприятная среда
Мне было ровно тридцать, когда я отважился на поиски будущего Человека. Или, попросту говоря, на поиски "производственного процесса", который сделает то, что последует за Человеком -- это не его "улучшение" в святости, интеллекте, средствах действия, в силе "преуспевания", ничего такого, чтобы поразить чем-то подобным, ибо, определенно, я искал пост-человека. Современная зоология, даже научная или духовная, казалась мне какой-то подделкой с ужасными пещерами и безднами, либо с эфемерными высотами без будущего, кроме сомнительных небес. Верно, Индия с ее теорией перевоплощения предлагала нам более рациональный выход: мы путешествуем из жизни в жизнь, мы растем, затыкаем обновленной отвагой бреши старого слабодушия, побеждаем врага, которого раньше не знали или не могли изгнать, и сценарий раскручивается, чтобы обратить поражения в новые силы и разрушить старые достижения, ставшие тюрьмой. Мы расширяемся, наш взгляд охватывает все больше людей. Но, в конечном счете, это всегда один и тот же сценарий с разнообразными скачками и падениями и различными оттенками. Мы любим, смеемся, плачем. Затем мы смотрим на человеческий сценарий в его целостности -- теперь совсем не для себя или ради собственного удовлетворения. История захватывает нашу жизнь, как свою собственную. Вскрывается игра противоборствующих сил, становится прозрачным коллективный гипноз времени, человеческое развертывание. Смутные очертания обретают форму, проступают разломы, подобные разломам коры древней Гондваны, от которой откололись континенты и отправились... куда? И затем вся эта множащаяся толпа, растущая более в грубости, чем в утонченности, вечно множащаяся, как камень на шее Земли. Что мы можем ПОДЕЛАТЬ со всем этим?