Эвкалипт

То, что произошло дальше, — мимолетный эпизод, не более, тут и записывать-то нечего. Не то в ярости, не то в облегчении, не то чтобы вытрясти из непокорной хоть слово — как знать! — отец схватил ее за плечи. Отец и дочь принялись бороться — там, в саду, поднимая клубы пыли: они раскачивались из стороны в сторону, сцепившись намертво. Так, во всяком случае, рассказывали Эллен.

Именно тогда — как гласит рассказ — семечко красного эвкалипта, мирно дремлющее в отвороте брюк капитана, выпало на землю.

Очень может быть — собственно говоря, только такое объяснение и напрашивается, — что в ходе ритуальной схватки отца и дочери на этом самом месте семечко было вмято и втоптано в бесплодную почву. Ибо вскорости после того, как отец ушел, из земли пробился зеленый росток.

Дочь ухаживала за ростком, пока тот не превратился в здоровое молодое деревце; она прожила в камальдульском монастыре достаточно долго, чтобы своими глазами увидеть, как деревце растет, взрослеет и крепнет. И вот наконец над садом воцарился эвкалипт красный приречный, этот неохватный великан: его жадные до воды корни крушили стены и досуха высасывали огороды. Точно такие же деревья час за часом держали строй вдоль реки Дарлинг — реки, которой ей не суждено было увидеть вновь.

15 PLANCHONIANA [36]

Эллен осталась дома. Примерно в половине десятого она заварила чай для отца с мистером Гротом (у одного ногти грязные, у второго — сияют чистотой), и мужчины ушли: их голоса, засоренные латинскими названиями, топонимами и случайными фамилиями, повибрировали в воздухе и затихли, а на землю и усадьбу снизошла глубокая тишина; снизошла, заполняя все выемки и впадины и всю комнату от угла до угла; воистину не одна только вода обретает свой уровень.

А Эллен, затворившись у себя в комнате, взялась за дневник: ей предстояло столько всего записать и обсудить! Тогда-то она и вернулась мысленно к встрече со спящим незнакомцем. Дни стояли жаркие; девушка разглядывала в зеркале свое нагое тело. И словно уносилась на восток, в Сидней, на окраину города — толпы, слепящий белый свет, синеватая зелень… В Сиднее она могла позволить себе быть просто-напросто одной из многих, влиться в непрестанное, захлестывающее скольжение, присоединиться к другим (не обязательно с ними знакомясь). Позже, тем же утром, Эллен принялась хлопотать по дому: она расхаживала туда-сюда, занимаясь делами, а мысли ее текли себе да текли неспешным потоком. В таком вот разморенном сосредоточении она и проводила день за днем.

Устроившись в гостиной, девушка штопала отцовские носки. Уколола мизинец иглой — и резко вскинула голову, точно вспугнутая лошадь.

Эллен слизнула кровь и обернула мизинец носовым платком. Вскоре платок пришлось поменять. Кровь все шла и шла.

Позади нее вырос мистер Грот — со всеми своими хрустящими складками, разгоряченный. Стало быть, добавил ко счету еще один удачный день.

Мистер Грот протянул девушке эвкалиптовый орешек.

— Это для вас, — промолвил он. — Вот, подобрал по пути. Отличный наперсток получится.

Эллен улыбнулась. В первый раз на ее памяти гость соизволил взглянуть на нее. Склонив голову, девушка примерила орешек на палец. Подошел.

— Так я и знал, — подвел итог мистер Грот.

Лучшие танцоры из толстяков получаются, говорили ей. А мистер Грот уже разматывал носовой платок — очень бережно и осторожно.

— У вас на кухне черная патока найдется? Суньте туда палец. Щипать будет чертовски, но кровь остановится. Этот трюк моя матушка у кого-то переняла. Она ж родом была из провинции.

Из соседней комнаты донесся требовательный отцовский голос.

— Ваш отец хочет мне кое-что показать.

Рассеянно надевая орешек на уколотый палец, Эллен поняла, что внезапная внимательность к ней мистера Грота — очередное свидетельство его практичности. Он знает, что непременно ее завоюет; завоюет не сегодня-завтра. Но не бесчувственное же тело он с собой увезет, верно?

Между тем кровь унялась. Эллен захотелось указать на это мистеру Гроту. В ту пору девушка готова была усмотреть глубокий смысл в любой случайности.

— В общем, — мистер Грот даже улыбнулся, подумать только, — спросите у отца, как в народе коротко называют эвкалипт Планшона, Е. planchoniana.

16 APPROXIMANS [37]

Бывают истории (если верить объяснениям), художественными приемами да средствами небогатые: просто удивительно, что их вообще за истории держат. Такие выпаливают залпом, такие в одну-две строчки укладываются: обрывочные, неоконченные фрагменты — одни лишь голые факты. Это — истории в приближении, истории в потенциале, если угодно. Или скорее арифметические задачи. Подобная лаконичность вступает в противоречие с железным законом, провозглашенным прославленным немецким корифеем: «Хорошие истории — это истории неторопливые».